Звери непраздны, недолги и хороши –
злом и добром не отравленный перегной.
Глину согрели в ладонях, шепнув: дыши,
четвероногим не будет земли иной.
Но иногда, поперёк вековой судьбы,
что-то случается - ведомо, не одну
душу звериную подняли на дыбы,
ростом переназвали хребта длину
и повелели распяленной ввысь – иди,
прямохождения одолевая боль...
Словно зашили мешочек тугой в груди –
смолка, боярышник, ладанник, гоноболь...
Так вот и ходится – странно и вопреки,
шествуя над травой, а не в ней ползя.
Медленны лапы, обутые в башмаки,
на четвереньках привычнее – да нельзя.
Люди, не знающие: иногда живой –
лишь на отмеренный срок, а не на века, -
не понимают молчание или вой
из-за пределов привычного языка
и попрекают: натешился, а теперь
в лес убирайся, и там на луну ори...
Только кровит она, если ты снова зверь –
ладонка человеческая внутри.