Оторочив и пади зрачок
и плотинку забытой канавы,
волчья ягода – красный бочок –
наливается кротко вне славы.
Пресно глянет с тропы у болот
и молчок, и опять позабыта.
Только бес затевает обход,
чутко ухая в сумерках сбитых.
Не вобрав ни открытость, ни пыл,
не из братии верно хороброй,
вдруг от склона, где в детстве ходил,
просверкнула с искринкой не доброй.
Стал я ветра над полем вольней,
не пойду на попятную снова, –
каждый, прошлых и будущих дней,
берегу я поступок и слово.
Не сверкай за межой, не карай,
не скорби у стесненной юдоли,
в бочажок свой глухой не сзывай
все, что мир мой сжимает до боли.
Не зови фронтовые года,
что приглядом отвратным зоримы –
сердце рвется птенцом из гнезда
к веткам светло-бордовой калины…