Это проза. Несколько писем Лёни после Шуи.
Так мы называли 4 месяца осенью-зимой 1942 года его пребывания в военном лагере под городом Шуей. Более тяжелого брат не переживал в своей короткой жизни.
Голод - на учениях в полях выкапывали картофелины и съедали сырыми. Мы с мамой раз шесть возили на саночках в Шую (30 км) немного продуктов, которые мама получала за сданную кровь.
Холод - ветхое обмундирование б/у не защищало от сырости и холодов. Появились фурункулы
Унижения - командир сказал при всех "Что же ты не воспитал отца, чтобы он не стал врагом народа" (отец был сослан на 5 лет по 58 ст.). После такого стало трудно ладить с новобранцами, ребятами в основном не городскими.
Поэтому письма брата полны оптимизма. А совсем близко фронт, ранение, госпиталь, снова передовая и последний бой...
(Подробнее можно прочитать в "Проза.ру", где выложена книга "Прозрение" Роман М Трахтенберг). Здесь - страницы из книги.
Дыхание огня. Госпиталь
Так началось движение к фронту. Эта дорога – в письмах.
27/Х11 – 42 (открытка, видимо, отправленная обычной почтой – без цензуры)
Мамочка, дорогая!
Вот мы и на новом месте жительства. Ехали замечательно; провели в дороге 3 суток. Наши теплушки с железными печками нагревались до тепла. В дороге получили сухой паек: 4 сухаря (такие, как я тебе показывал), 2 1/2 кусочка сахару, банку мясных консервов на пятерых и 250 г. соевого концентрата на день. Весь день на печке варили концентрат (он вроде того, что был у нас). Я как-то вечером сварил целый котелок; положил туда консервов, сухарей, целую луковицу и четыре пригоршни концентрата. Получился суп (не обижайся) не хуже твоего, – еле доел котелок. Вчера утром приехали в Горький. Остальное – потом. Целую Леня.
28/Х11 – 42
Мамочка, дорогая!
Вчера отправил тебе открытку, которую довел до приезда в Горький. Не знаю, сколько времени идут письма отсюда в Иваново; вероятно, ты получишь мои уже после Нового года.
Так вот, вышли в город (не со станции), и сразу же шум большого города, от которого уже совсем отвык за 4 месяца, оглушил меня. Горький гораздо больше Иванова – не сравнишь. Оживленное уличное движение – машина за машиной, всех систем и марок, трамваи, линии троллейбуса (самих троллейбусов мы не видели), большие дома, магазины с заманчивыми названиями, милиционеры и светофоры на перекрестках, замерзшая Волга, огромный мост через нее – от всего этого у меня закружилась голова. Мы находимся не в самом городе, в 25 км. Шли еще пешком и только к вечеру затемно добрались до места. Впечатлений очень много, а места мало; скажу одно: здесь несравненно лучше, чем в паршивой Шуе, будь она трижды проклята.
Разместили нас пока в одной из казарм, где пребываем уже второй день и ждем распределения. Можешь поздравить меня, мама, теперь исполнилось папино желание – я стал артиллеристом – точнее – минометчиком. Здесь мы будем учиться что-нибудь полтора – возможно два месяца. Здешнее соединение является Гвардейским, снабжается по 2-ой категории (в Шуе мы имели 3-4 категорию снабжения); кормят превосходно. Хлеба 800 г. (300, 300 и 200). 3 раза в день суп – котелок на двоих. Вчера мы ели на завтрак – суп гороховый, густой. Густой. И сало плавает сверху, в обед – свежие щи с нарезанной колбасой, в ужин – лапша, тоже густая. Те, кто в Шуе, могут нам позавидовать.
Целую. Леня
31 / Х11 – 1942 (приписка)
…Дорогой Ромуська! Вот мы и приехали на новое место. Живем в лесу, хорошо и удобно. Я теперь буду артиллеристом – связистом. Ромка! Ты можешь гордиться новой специальностью своего брата – я буду работать на знаменитой "Катюше". Твой Леня.
На фото: Мемориал пропавшим без вести во 2-ой мировой войне, сооружен в Реховоте в 2013 году. Среди около 200 имен имеется строка:
" Трахтенберг Леонид" (на иврите)
Это единственная на Земле память о пропавших солдатах той войны.
У государства Россия до сего дня не нашлось денег, воли или совести для поименного знака памяти погибшим за Родину "без справки о захоронении".