Ах, Наташа Ростова,
Наташа Ростова!
До чего ты мне нравилась,
Честное слово!
Я влюбленным в тебя приходил на уроки,
Я бродил, как Болконский,
печальный и строгий
И друзья меня спрашивали некрасиво:
— Что за муха, приятель, тебя укусила?
Я надменно молчал.
Ведь они не видали,
Как под вечер,
у кленов одних на виду,
Задыхаясь, бежала ко мне на свиданье
Длинноногая девочка в школьном саду!
Как цвели ее темные в сумерках ленты,
Как она говорила, картавя слегка:
— Вот покрепче себя обхвачу под коленки —
И — держи! — улечу от тебя в облака!
Не шутя говорила она.
Не нарочно,
Потому что была она, как лепесток,
И, пугаясь, придерживал я осторожно
Невесомый, точеный ее локоток.
Улетела Наташа.
Куда же?
Туда же,
Куда все, повзрослев, улетают Наташи,
Оставляя на память нам школьные ленты,
Поселяя в нас память о солнечном лете,
Подарив нам печаль, от которой не спится
И которой в стихи суждено превратиться.
Все стареет.
И рощи, и вальсы, и шутки.
Напиши мне, пожалуйста, не утаи,
Где теперь опадают твои парашюты,
Где теперь облетают ромашки твои.
Здесь по-прежнему сумерки бредят цветами,
И под теми же кленами,
не на виду,
Задыхаясь,
к кому-то бежит на свиданье
Длинноногая девочка
в школьном саду.