Два этюда с Набоковым

Аверо-Беспалова Галина
I

Давно, на заре перестройки, когда на нас, неизбалованных читателей, хлынул запоздалым, но свежим ливнем "запрещённая", "расстрелянная" и всякая другая "зарубежная русская литература", я жадно глотала всё, что ни попадя. Многое и многих уже и не вспомню теперь, а вот Набоков с тех пор и по сию пору - моя нежная любовь. Очарование началось со стихов - лёгких и трепетных, как крыло бабочки, пронзительных, как выстрел в черёмуховом овраге. Потом мои чувства распространились на его прозу. "Машенька"... "Защита Лужина"... "Другие берега"... Помню, как внезапным магическим озарением пронзили первые же строчки "Берегов".
 "Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных  суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь - только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час".
Та магия не отпускает до сих пор, уводя в раздумья, иногда перетекающие в стихи. К примеру, вот эти.

КАМЕРА-ОБСКУРА

 Что наша жизнь -
лишь света щель
 меж вечностями темноты?
Над бездной мрака - колыбель
 на леске тоненькой уды.
И держит удочку сам Бог,
но слабы рук его тиски:
наш первый судорожный вдох
 с последним выдохом близки.

Что наша жизнь -
лишь светотень,
скользнувшая на миг всего
 по антрациту гладких стен,
где мрак, не светоч - естество?
Страшимся лучик тот спугнуть
 средь жизни радужного сна.
Но камеры-обскуры суть
 сокрыта, тайна не ясна.

Снега сменяют листьев медь
 из века в век...
И рвётся нить?
Рождаемся, чтоб умереть,
иль умираем, чтобы жить?
2008


II

Каждое утро, спеша на работу, у метро огибаю рекламный щит. "КАССЫ: авиа, ж/д БИЛЕТЫ".
И каждый раз согреваюсь мыслью – однажды вечером, после работы, заверну за эту вывеску...
Скоро. Вот только разгребу самое неотложное в издательстве, возьму, наконец-то, позапрошлогодний отпуск и – за билетами. К маме!
Уже и стих начал складываться под шум электрички, бегущей по оранжевой ветке...

...Уже найдя свой правильный размах,
стальное многорукое созданье
 печатает на розовых листах
 невероятной станции названье.
 ...И есть уже на свете много лет
 тот равнодушный, медленный приказчик,
который выдвинет заветный ящик
 и выдаст мне на родину билет.

Но вдруг обухом по вдохновенной башке - это ж Набоков! Сто лет назад ещё...

21.03.2011