Сошлись во мне былое и былины;
передо мной –
мой невозвратный человечий путь.
Его долины топкие и каменистые вершины,
и дни ушедшие колеблются в руках моих, как ртуть
в сосуде грубой глины -
смещают времена, ломают длины,
реальность обращают в демоническую муть.
Мне в жизни истины простейшие давались крайне сложно.
Я шёл скользя, я шёл неосторожно
тропами сути,
неизвестно что кому сулящей.
Я был всегда один на перепутье,
и жизнь мне не казалась настоящей:
я был не тем, не там, не с теми, не тогда.
Казалось, что и не жил я нигде и никогда.
Или, напротив, много жил - красиво, вкусно, страстно,
без размышлений, что отвратно, что прекрасно,
не вынося богам невыносимо глупого суда,
и сам я был богам, как сопричастный, неподсуден.
Приютом мне служили то ли портик, то ли пагода;
я был многовремёнен, многолик и многосудебн,
я состоял из облаков, курганов, пирамид,
рабов и воинов,
меридианов, городов, граничных линий;
во мне сходились в спорах Кант и Плиний;
я был живуч, как скорпион или термит.
Я был единственной мишенью во вселенском тире,
последним образом живого.
В этом странном мире
я населял каньоны и вершины,
во мне сходились были и былины.
И, лишь уймя воображения тревожный пыл,
схожусь с собой на том, что просто был.