Черный хлебушек лежал на столе,
Если бы мне все знать, если бы
Знать кто, куда и где.
У монахов есть вера,
Как скала, с горчичное зернышко,
Им уже не нужны, не важны слова,
А мне бы хотелось столько всего сказать.
Столько всего узнать.
Черный хлебушек лежал на столе,
Я отломил от него корочку и размочил в пустоте.
Кушай мышка, кушай кошка, кушай птичка.
Крылата бывает не только муха, но и пуля
Выпущенная в кричащего «Ура» мальчишку,
Прячущего по карманам деньги банкира,
В попа расстригу, поэта пропойцу.
Но не пуля прожигает душу на вылет,
Ни смерть убивает в прах превращая.
Ведь тот, кто не жил, однажды узнает,
Когда она скажет – «дружок собирайся».
Пора – да пора, со двора и под землю.
Дубы колдуны, беспокойные ветви,
И ветер, ревущий над этой печалью,
Да облака летящие мимо.
А что если там, за чертой нет ни черта, ни свечки,
Ни кочерги, ни печки, ни Бога.
Если на этом, на самом месте конец
Прекратила петлять дорога. Что если?
Однажды я видел, одного человека,
Который приблизился к этому месту.
Он мне сказал, что устал немного
И было бы лучше просто исчезнуть.
В нем не было веры в чертоги злотые,
Сомненья не грызли его понапрасну.
Он просто хотел, что бы это случилось.
«Я пожил на славу» - изрек он, и мы распрощались.
Он умер, я был у него на могиле,
Там крест деревянный стоит средь бурьяна.
Как чудны дела твои Господи Боже,
И пламенем в горле глоток из стакана.
Я закусил коркой черного хлеба.
Смахнул со столика хлебные крошки,
Кушайте: мышки, птички и кошки.
Кушайте и зашагал по дорожке.