доброй… далёкой… родной…
Давным-давно в одном красивом украинском посёлке жила скромная душевная женщина – мастерица. Любили её соседи. Часто захаживали к ней в хатку. Кто с рубахой порванной, чтоб залатала, а кто с болью душевной, чтоб мудрости-разумения приложила… Всех привечала, всем помогала, никого не обидела. Сама жила не в богатстве, но в счастье. Достаток не баловал. А счастьем были муж любимый и дети желанные – полна хата. Радовал сад небольшой за окном и груша в нём огромная сладкая.
В 41-м война началась. Мужа на фронт забрали. Не вернулся с тех пор. Туже стало… Забот навалилось, боли душевной… Но трудилась родимая кропотливо без устали…
Всему посёлку трудно и страшно было. Фашисты сытые да злорадствующие по улочкам, хатам хаживали… Стрельба. Бомбёжка. От неё часто в погреб ховалась со старшими детьми и с младшеньким трёхмесячным на руках. Там в один из дней плечико старшей дочки куском разорвавшимся железным зацепило… Полоснула та страсть мать пО сердцу болью нежданной…
А в другой из лихих дней ещё бОльшее несчастье случилось. Сама хозяюшка по дому хлопотала, детки взрослые - кто за каким делом по просьбе матери. Маленький самый на печке дремал под присмотром старших. Как беда случается в секунду роковую?... Никто не знает. Но упал малыш с печки и угодил в огромный чавун со скипевшей водой, что под нею стоял. Боженьки!!! Что стало с матерью?!!!... На пелёночках чистых бережно уложенный… со всех сторон обдуваемый… терпел мальчик боль невыносимую… такую, что и словами не выскажешь… Сравнить разве можно её с болью души материнской, что разрывалась от случившегося…
Под фашистами посёлок стоял… Заходили они во все хаты, что глЯнулись… Вот и к ней ввалился как-то сытый да холёный доктор в форме лощёной со своим адъютантом. Глядя на младенца нЕмощного, небрежно ухмыльнувшись, бросил: "Пиф-паф, матка! Не жилец твой малчик!"
Забилось сердце материнское стуком невыносимым… заколыхалось ужасом… Загородила сына. Возразила тихо, но без тени ропота: "Нет. Старших люблю, лелею. И этого выхожу!"
Сколько времени прошло?... Один Бог знает. Ночами женщина не спала… Обдувала, обмахивала своё дитятко повреждённое… Губоньки пересохшие смачивала водицей, плечики, головушку маслицем смазывала, пухом-пёрышками присыпала… Выжил малыш. Окреп. Позже красивым и статным вырос… мальчиком… юношей… мужчиной.
А пока к радости матери трудолюбивым рос. В пяти годах ухаживал за нею пуще взрослого. Радовал заботою её, почти обезноженную… Труды тяжёлые, несчастья, время трудное – всё сказалось на здоровье и сердце горемычной… Время шло... Старшие детки разлетелись из родительского гнезда по своим семьям… Младшенький же всегда рядышком оставался. Матери по дому опорой и кормильцем был - коз поселковым жителям в стадце пас…
Когда же едва четырнадцать хлопцу исполнилось, ещё больше болеть матушка стала. И однажды… из больницы районной не вернулась… Вести страшные до сына донеслись… На лошади из посёлка в городок прискакал… да на крыльцо на ней… Спешившись, забежал… О горе ударился…
Один-одинёшенек остался в хате родительской – на корне родном. К старшим братьям и сёстрам не пошёл жить. Горд и трудолюбив мальчишка был. Книг много читал. На них, одежду и пропитание с этих лет зарабатывал. Жители посёлка любили и жалели хлопчика, но уважали, как мужчину иного не могли бы.
Вырос мальчик. Взрослым и молодым по пути своему пошёл, Богом благословенный… Посёлок с родными за плечами далече остался…
Много исходил мужчина дорог… Дело жизни своей нашёл, всегда предан ему был. Любимую встретил. С нею детей долгожданных вырастил. Младшую же дочку Отец больше жизни любил с молодых лет до серебряных седин… до вздоха последнего…
И сегодня… во врЕмя наше мирное и благодатное, перелистывая в памяти историю, услышанную в далёком детстве моём, я говорю отцу и Богу: "Великое спасибо за жизнь мою счастливую… за душу добрую… за головушку светлую… за родных и близких моих…" А женщине той доброй… далёкой… родной… целую руки золотые… нежно… трепетно... И с благодарностью безбрежной говорю: "Спасибо за папку!"