В.И.
За тысячи миль у порога затих целый свет,
извилины склонов окрасила в тени гуашь,
и только со мной говорит седовласый Тибет,
слова проливая с поющих о вечности чаш.
Тревогу у сердца высокий спугнул обертон -
таилась в сетях ожиданья, предчувствуя плен,
графитом размытый, легко полумрак-полутон
коснулся волос, примостился у ямок колен.
Пусты пораженья и радости прошлых побед,
на окна наносит ночной макияж карандаш,
и только со мной говорит седовласый Тибет,
слова проливая с поющих о вечности чаш.