В осенних родины терзаньях я жил средь серых перемен…
обвисли крылья ожиданья, и купол неба поосел,
по колее нога скользила, слепая сырость доняла…
в душе унылость покосилась и никуда уж не звала…
И день за днём улыбкой кислой худая тень томила ночь,
и не было на свете силы, что здесь смогла бы что-то мочь.
Куда-то время уходило… и сожаление вослед
кривилось скукой сиротливо, напоминая пресность бед…
Душа ждала… ждала погоды - всё разом осень отняла,
не верилось уму природы, что явит впереди дела…
Понятно, что земля застыла, придёт зима, и не впервой
оцепенение уныло задушит времени покой…
Цеплялся ветер за изнанку, старался вывернуть тоску,
и темень хмурою цыганкой тащила юбку по двору…
Заснуло сердце, жизнь заснула… изверившись совсем, душа
на очи шапку натянула и перестала … ждать.
Но долго ль осень длила ночь…
шептала ветром,
небом меркла…
наутро веки превозмочь … хватило сердца…
И…
молодая седина с рассветом грянула! проснулась…
и сон прощанья обманула, и белизною расцвела!
Вся белоснежьем воссияла и, никого не удивив,
повсюду юности начало из всех вдруг выбросила сил…
Простором свежей чистоты сама природа изумилась,
была холодной сиротливой, но … тем мой край и жив и мил,
что совершается мгновенье, и долго ждавшая душа
своим глазам уже не верит … - да новость очень хороша!
Над обновлённою землёй под белым снега покрывалом
окончился натуги строй, и молодою сединой зима раздольно засияла.
О! Молодая седина… здесь пухом выстлана тревога…
мы нудной осенью опять пришли к сознанию порога,
что можно осень не любить и клясть себя за слабость воли,
но изменить не можем мы в себе надежду искрой боли
на серости вдруг засветить исток, начало возрожденья …
и кратко жизни обновленье, но может снова оживить.