Светлане приснился сон: звонок, настойчивый, как будильник.
Света открыла дверь: на пороге стоял её сын Юра, бледный, худой, весь в чёрном: в чёрной шапке, в чёрной куртке, в чёрных джинсах и в чёрных кроссовках.
- Юра, что случилось?
- Я заболел, мам…
Света открыла глаза и подумала:
- Юра в больнице! С мениском! Ему сделали операцию.
Женщина отыскала сонник, открыла его дрожащими руками: звонок – весть, чёрная одежда – невесёлое событие.
Год назад Юрик играл в хоккей, и чужая клюшка попала юноше по колену.
Юра периодически жаловался на колющую боль. В момент обострения у сына опухало колено, и Юра ходил, прихрамывая.
На летних каникулах Света и Юра пошли в поликлинику, хирург отправил юношу на рентген, поставив диагноз: артроскопия мениска коленного сустава.
Хирург посмотрел снимки и вынес решение:
- Сдавайте анализы, будем делать операцию. Ничего страшного: миниинвазивное оперативное вмешательство, то есть два надреза – и только…
- Я боюсь и ничего делать не буду,- твёрдо ответил Юра.
- А теперь нога разболелась, и сыну пришлось лечь в больницу,- решила Света.
У Светланы была хорошая интуиция, ей часто снились вещие сны.
Говорят, что обострённая интуиция даётся только совестливым людям.
Женщина с мобильником в руке подошла к окну: только что выпал снег, далеко на востоке заспанным ребёнком просыпалась заря, по улице, над асфальтом, плыл туман.
Часы показывали семь, и Света позвонила Юре:
- Сыночек, доброе утро! Ты в больнице? Тебе сделали операцию?
- Доброе утро, мамулечка. Откуда ты знаешь?
- Почувствовала. Я к тебе приеду, может, и сегодня, если Елена Сергеевна согласится провести за меня три урока.
В школе, где работала Света, была установка: ты договариваешься с коллегой, что он тебя заменяет, и берёшь несколько дней за свой счёт.
Месяц назад Света заменяла Елену Сергеевну, и у той был должок перед подругой, а долги, рано или поздно, надо отдавать.
Елена Сергеевна согласилась, разумеется, без особой радости.
Теперь Света позвонила Андрею,- ей хотелось эмоциональной поддержки:
- Андрей, у нас беда: Юре в Минске сделали операцию.
- А что с нашим сыном? – просто спросил Андрей, как будто вопрос с сыном был давно решён.
- Операция на мениске.
- Светланочка, я выпишу у редактора командировку и тебя к одиннадцати часам отвезу в больницу к Юре.Идёт?
- Не ожидала такой чуткости и отзывчивости,- у Светы по лицу потекли слёзы.
- Ты ещё меня совсем не знаешь! – сказал Андрей.
Андрей поехал в редакцию, а Света побежала по магазинам.
В девять часов Андрей позвонил и сказал:
- Ну, Света, я уже у твоего подъезда.
Андрей, ожидая Свету, вышел из машины: на нём была зимняя одежда: тёмно – синяя куртка и чёрная вязаная шапка делали очень выразительными чёрные брови Андрея и карие любящие глаза.
Света ласково посмотрела в ответ, и они поехали.
Мелькали площади и улицы родного города,- вот уже и Витебск позади.
- Кого из поэтов ты любишь больше всех? – спросила Света.
- Блока.
- И я.
- Давай почитаем друг другу Блока, заодно обновим память.
- Начинай, - попросил Андрей.
Нежным грудным голосом Света читала, ясно представляя Блока у колонны в Казанском соборе, глядящего то на иконостас, то на входную дверь: когда же появится юная Любовь Дмитриевна?
- Вхожу я в тёмные храмы.
Совершаю мой бедный обряд,-
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцании красных лампад.
( все стихи герои читают целиком)
- Слова простые, а в них – музыка трепета и трепет музыки…
Андрей улыбнулся и прочитал в ответ:
Ветер принёс издалёка
Песни весенний намёк.
Где-то светло и глубоко
Неба открылся клочок…
К удивлению Светы, Андрей читал, как актёр, и голос его звучал мужественно, как у воина, и Света посмотрела на небо в огромных бело- палевых тучах…
Андрей ещё не закончил читать, а Света уже представляла гордого Блока, беззаветно служащего своей царевне:
В ночи, когда уснёт тревога,
И город скроется во мгле,-
О, сколько музыки у Бога,
Какие звуки на земле.
- Я всегда удивляюсь,- обратилась Света к Андрею, что такой сверхсовестливый поэт написал:
Что буря жизни, если розы
Твои цветут мне и горят,
Что человеческие слёзы,
Когда румянится закат?
- Психологически верно: когда человек очень сильно любит, да ещё в пик своей страсти, он никого не видит, обожаемого ребёнка забудет из садика забрать,- сказал Андрей и стал читать:
Сумерки, сумерки внешние,
Хладные волны у ног,
В сердце – надежды нездешние,
Волны бегут на песок,-
Читал Андрей стихи Блока, а Света в его глазах читала любовь: как здорово, когда интересы совпадают.
Конечно, Света тревожилась о сыне, не забывала о нём ни на минуту, но поэзия на фоне мелькающей природы, могучих елей и сосен, её тоже сейчас увлекала:
Размашистым, вольным, сильным голосом Светлана читала:
- Встану я в утро туманное,
Солнце ударит в лицо.
Ты ли, подруга желанная,
Всходишь ко мне на крыльцо?
Настежь ворота тяжёлые:
Ветром пахнуло в окно!
Песни такие весёлые
Не раздавались давно!
И Света представила тяжёлые ворота души, которые подвластны только любви!
- У тебя всегда одухотворённое лицо,- восхитился Андрей, но, когда ты читаешь стихи, оно становится прекрасным!
- Но тогда я ещё одно, вне очереди,- попросила Светлана, раскрасневшаяся от счастья.( Каждой женщине важно, чтобы близкий мужчина считал её красивой):
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.
Всё в облике одном предчувствую Тебя…
Когда Света читала это стихотворение, она внутренним зрением видела четырёх симпатичных ей людей: Белого, Соловьёва, Блока и Менделееву.
Учительница делала акцент на строки:
Но страшно мне: изменишь облик Ты.
- Нет, Светланочка,- гордо сказал Андрей,- я перед тобой не рисуюсь. Я такой, какой есть. И хотя я всегда стремлюсь к роскошной воле, но вот эти строки точно обо мне:
Не призывай. И без призыва
Приду во храм.
Склонюсь главою молчаливо
К твоим ногам.
Света безотчётно положила руку на затылок Андрея!
Андрею страстно хотелось поцеловать Свету, остановив машину, но он очень хорошо помнил урок, полученный в больнице.
Ни Светлана, ни Андрей никогда не вспоминали этот случай, который бы вызвал возмущение с обеих сторон: у каждого: и у женщины, и у мужчины,- своя правда.
Андрей, глядя вперёд, на дорогу, но, видя боковым зрением Светлану, радостно, громко, нараспев, читал:
Мы живём в старинной келье
У разлива вод,
Здесь весной кипит веселье,
И река поёт,-
Читал Андрей и представлял маленький уютный домик на берегу озёра, где они живут вдвоём со Светой.
Представления наших героев ясно говорят нам: о чём бы человек ни читал, он всегда ищет себя.
- А теперь моя очередь,- сказала нетерпеливо женщина, и я тоже люблю белый цвет:
Мы встречались с тобой на закате,
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твоё белое платье,
Утончённость мечты разлюбив,-
И Светлана представляла, как мчится на лодке в белом платье, - Андрей же ждёт её на берегу! Но не дочитала до конца: «Дальше та-ак грустно»…
- А я люблю,- сказал Андрей, любуясь Светой,- вот это стихотворение:
Погружался я в море клевера,
Окружённый сказками пчёл,
Но ветер, зовущий с севера,
Моё детское сердце нашёл…
И Андрюше захотелось затеряться со Светой в «стозвонных зеленях», и ласкать, и гладить её, а вслух он сказал:
- Скорей бы пришёл май, мой любимый месяц, когда листва на деревьях такая нежная, когда так много сил. Люблю май и за то, что я родился в мае.
- «Трагическим тенором эпохи» назвала Блока Анна Ахматова, ещё совсем юным он написал: «Барка жизни встала на большой мели, громкий крик рабочих слышен издали» и как верно угадал, что кто-то сильный «руль дощатый сдвинул, парус распустил, и багор закинул, грудью надавил» - и ладья с рабочими дворян с собою не взяла, - с грустью высказался Андрей.
- Я знаю, что Ты любишь и знаешь стихотворение «Девушка пела в церковном хоре» - давай прочитаем его дуэтом:
Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.
- Какое светлое, какое нежное, и какое печально - тонкое стихотворение– о дуэте Надежды и Смерти,- восклицала Света.
- И сколько божественной музыки,- восхищался Андрей.
И оба радовались тому, что вкусы их сходятся. Ими были прочитана дуэтом «Незнакомка» - и они упивались строками:
И каждый вечер, в час назначенный,
Иль это только снится мне,
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука…
- Какая Поэзия! Чистое золото! – говорили они.
Влюблённые прочитали трагические стихи о женской и материнской безысходности «Из газет» и «Чулкову».
И Света вдруг сказала: « У Блока стихи тонкие, романтические, возвышенные, печальные, но и иногда в них появляется такая жуткая сатира, такое презрение к окружающим, такая убийственная ирония. Я в шестнадцать лет выучила «Сытые», единственная в классе, и майскими вечерами, открыв окно, упиваясь ароматом черёмухи, выразительно читала:
Сытые
Они давно меня томили:
В разгаре девственной мечты
Они скучали, и не жили,
И мяли белые цветы.
И вот - в столовых и гостиных,
Над грудой рюмок, дам, старух,
Над скукой их обедов чинных -
Свет электрический потух.
К чему-то вносят, ставят свечи,
На лицах - желтые круги,
Шипят пергаментные речи,
С трудом шевелятся мозги.
Так - негодует всё, что сыто,
Тоскует сытость важных чрев:
Ведь опрокинуто корыто,
Встревожен их прогнивший хлев!
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Пусть доживут свой век привычно -
Нам жаль их сытость разрушать.
Лишь чистым детям - неприлично
Их старой скуке подражать.
- И знаешь, в этом стихотворении мне безумно нравится две строки: « Шипят пергаментные речи», и «Нам жаль их сытость разрушать». В последней строке – столько снисходительности и столько благородства. Мне нравятся люди, снисходительные к другим и строгие к себе, наверно, поэтому, ещё неосознанно, я и выучила это стихотворение.
Также были прочитана, почти в унисон, «Я медленно сходил с ума», «Две любви», «Пусть я и жил, не любя», «Своими горькими слезами», «Она молода и прекрасна была»... «Превратила всё в шутку сначала», «Мы были вместе, помню я»:
Мы были вместе, помню я...
Ночь волновалась, скрипка пела...
Ты в эти дни была - моя,
Ты с каждым часом хорошела...
Так они дошли до известного всем стихотворения:
О доблестях, о подвигах, о славе,
и прочитали его дуэтом, всё- таки у них были общие стихи:
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
Летели дни, крутясь проклятым роем...
Вино и страсть терзали жизнь мою...
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою...
Я звал тебя, но -ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная,нашла...
Я крепко сплю, мне снится,плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла...
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла?
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
И заговорили о дружбе – вражде Андрея Белого и Александра Блока.
- Я считаю, что такой неимоверно возвышенной любви Блока к Менделеевой, помешали друзья, Белый и Соловьёв, видевшие в юной супруге божественную сущность, пришествие Христа на землю в божественном женском обличии,- сказала Света.- Да, это Она – Древняя Дева, Заря, Купина, Незнакомка, Вечная жена, Прекрасная Дама, которая, «завернувшись в синий плащ печально», покидает поэта .
- Логично,- ответил Андрей.- В жизни всё переплетено: возвышенное и низкое, внутреннее и внешнее, смешное и трагическое, плотское и духовное,- нельзя одно отрывать от другого,- иначе всё искажается,- и посмотрел проницательным испытующим взглядом на Свету.
- Как и Толстой с Софьей Андреевной, Блок и Люба часто горевали над сломанной любовью,- говорил Андрей и приводил строки как доказательство своей правоты.
Журналистом и учительницей были прочитаны стихи , посвящённые и Наталье Волоховой, и Любови Дельмас,- и оба пришли к выводу, что это были роскошные влюблённости,но что эти двое- Александр Александрович и Любовь Дмитриевна - любили по-настоящему только друг друга.
- Блок записал в своём дневнике в двадцатом году: «Если бы не мама и не Люба, моя жизнь не имела бы смысла».
А Любовь Дмитриевна умерла на глазах подруги с именем «Саша».
-Влюблённость проходит, а любовь вечна,- многозначительно сказал Андрей.- Она не гостья, а хозяйка в сердце.
- А «Сольвейг»? Ты читала Генриха Ибсена «Пер Гюнт»?
- Да! Блок хорошо воплотил возвращение легкомысленного Перр Гюнта к 60- летней возлюбленной,- так она годами его ждала!
-Люблю, нет, обожаю стихотворение «Ангел- хранитель», посвящённое жене:
Но люблю я тебя и за слабость мою,
За горькую долю и силу твою.
Что огнём сожжено и свинцом залито -
Того разорвать не посмеет никто!
-Да, это правда,- когда так много пережито вместе! Много боли доставил Блок жене, когда влюбился в Дельмас, бедная Люба до двухсот раненых перевязывала в день,- так она искала избавления от боли. А на курорты Блоки ездили только вдвоём: ни с Дельмас или Волоховой - он; ни с Давидовским или Белым - она, только вдвоём и в Англию, и в Германию, и в Италию,- говорила Света,- с кем ты обожаешь отдыхать, того ты и любишь.
Света смотрела на Андрея: его глаза горели тёплым ровным огнём,- так и хотелось сказать словами Суламифи: «О, ты прекрасен, мой возлюбленный»…
- А какие чудесные стихи посвящены Родине,- тихо говорила Света, я часто про себя читаю:
Ты и во сне необычайна.
Твоей одежды не коснусь.
Дремлю- и за дремотой тайна,
И в тайне - ты почиешь, Русь.
И даже такие трагические, такие жуткие строки: «Рождённые в года глухие пути не помнят своего, мы, дети страшных лет России, забыть не в силах ничего»…
-Света,- позвал Андрей,- а Блок, хотя рос в тепличной профессорской любящей атмосфере среди великолепных женщин, рано стал чувствовать трагизм жизни, в 26 лет он написал:»Холодный день»:
Мы миновали все ворота
И в каждом видели окне,
Как тяжело лежит работа
На каждой согнутой спине.
И вот пошли туда, где будем
Мы жить под низким потолком,
Где прокляли друг друга люди,
Убитые своим трудом.
- Представь, сейчас работница обтачивает уголки на заводе, делает одно и то же пять дней в неделю, а мы, счастливые, погружаемся в прекрасную поэзию!
- Я,- лучезарно улыбнулась Света,- так безумно люблю романтические стихи Блока:
Так окрыленно, так напевно
Царевна пела о весне.
И я сказал: "Смотри, царевна,
Ты будешь плакать обо мне".
Но руки мне легли на плечи,
И прозвучало: "Нет. Прости.
Возьми свой меч. Готовься к сече.
Я сохраню тебя в пути.
Иди, иди, вернешься молод
И долгу верен своему.
Я сохраню мой лед и холод,
Замкнусь в хрустальном терему…
Так ласково улыбаясь друг другу, сияя глазами, настраивая голоса, они прочитали потрясающее стихотворение о России:
О том, что было, не жалея,
Твою я понял высоту:
Да. Ты - родная Галилея
Мне - невоскресшему Христу.
- Андрей,- вспомнила Света,- я , будучи студенткой, пошла на практику в школу, и первые мои уроки были по творчеству Блока. Моя учительница, у которой я практиковалась, жена известного режиссёра, оставила меня одну в своём классе на месяц, а сама с мужем поехала в Польшу. Дети, десятый класс, немного меня поиспытывали, но как- то быстро перестали, может, потому, что я никогда не прикасалась к учебнику и шпарила всё наизусть, а как же иначе: мне выпал счастливый билет на практике: преподавать Блока!
Помню, как все мальчики в классе с удовольствием читали:
Река раскинулась. Течёт, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной жёлтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной -
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы - ночной и зарубежной -
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснёт святое знамя
И ханской сабли сталь...
Вернулась их учительница, смотрит, у кого в журнале стояли тройки, те получили за стихи пятёрки. Она нескольких юношей при мне попросила прочитать наизусть стихи,- и те без запинки прочитали. И учительница поставила мне «пять» за учебную практику и написала отличную характеристику, немножко обидно было, что она не уделила мне внимания, а сейчас думаю: «Всё было верно. Никого ничему нельзя научить, если человек сам не захочет».
Наши герои уже въехали в Минск, они промчались мимо стелы Город – Герой, мимо Национальной библиотеки в форме куба и памятника Франциске Скорине, мимо Академии Наук и парка Челюскинцев, мимо кинотеатра «Октябрь» и памятника велосипедисту, мимо площади Якуба Коласа с роскошным памятником поэту скульптора Аникейчика и Филармонии, мимо Музея Истории Великой Отечественной войны…
Света волновалась,- как нога у её сына? Всё пройдёт?
И в то же время внимательно изучала город своей юности,- сколько появилось новых зданий, новых скульптурных композиций!
Андрей.
Андрей отвёз Светлану в Центр артроскопии и суставной хирургии, а сам отправился в газету «Транспорт» - повёз материалы.
Света оценила деликатность Андрея,- конечно, Юра ждал встречи с мамой.
Сын вышел к маме на костылях, но весёлый и бодрый, как всегда.
- Мама, пустяк, не плачь, мне сделали только два надреза, холод и покой сделают своё дело, через два дня я буду обходиться без костылей, а через неделю – бегать!
- Сыночек, я так соскучилась! Ты у меня уже большой и красивый. Только бы нога твоя зажила скорее!
- Мама! Я и сам об этом мечтаю. У нас пропущенные занятия отрабатываются или оплачиваются!
- Это несправедливо!- вспылила мама Света.- У тебя уважительная причина.
- Ну, что ты мама, я всё равно должен знать все темы.
- А что ты сейчас читаешь?
- «Жизнь двенадцати цезарей» - Гая Светония.
- А я тебе привезла две книги: "История Александра Македонского" Квинта Курция Руфа и Эрлер Ольги – «Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры».
- Мамочка,- Юра взял её руки в свои,- помнишь, мы с тобой читали «Таис Афискую» Ефремова,- и нам обоим книга понравилась.
- Юра,- мама коснулась губами тёплого лба сына,- прости меня, свою книжную мать,-я тебе привезла и курицу копчёную, и салаты, и три шоколадки, не пекла пирожков, всё купила в магазине. Я тебя покормлю.
Ты ешь, а я тобой полюбуюсь. У тебя красивые ямочки на щёках, прекрасные глаза.
- А как Лиза?
- Сегодня она придёт…
- Сына, я дам тебе небольшую денежку, Лиза придёт, купит что- нибудь, Вы вместе чаю или кофе попьёте,- совместные трапезы объединяют.
Я приеду тебя забрать, только сообщи, когда выпишут. Не утруждай ногу, больше лежи! Нет, нет, нет, не провожай меня!
По дороге в Витебск Света и Андрей рассказывали друг другу разные истории из своей жизни,- в которой так много было неизвестных островов для изучения.
Когда Андрей подвёз Свету к её дому, оба увидели, что в доме горит свет!
- Наверно, Юля вернулась,- заволновалась мать…