Эльзе двенадцать. Эльза мечтает о чуде,
В шкаф платяной смотрит чаще, чем в умные книги,
Гладит мамины платья, но дверцы за ними не будет,
Сколько ни трогай и пиджаки ни двигай.
В пятнадцать побоку чудо. Звенят капели
В такт поцелуям — с первым, вторым, десятым…
А уроки, оценки — кому нужны они, в самом деле?
Эльза сбегает с вручения аттестатов.
Шестнадцать, семнадцать — время для приключений.
Сливаются в памяти вписки, события, лица:
Столько надо успеть до следующего дня рождения
И к восемнадцати как следует нарезвиться.
А вот и они — восемнадцать. Эльза уже совершенно
Летняя (зимняя) и вроде даже серьезна.
Студентка. Заочное — это почти что вечернее,
Как у отца (кстати, живут они порознь).
В двадцать обрыдло мотаться по съемным квартирам.
Эльза бросает курить и гражданского мужа.
Отец ликует: он снова умыт-обстиран,
Напоен-накормлен и вроде кому-то нужен.
Тридцатник подкрадывается к Эльзе почти незаметно.
Некогда годы считать: в планах — вторая вышка,
Покраситься из рыжей в блондинку (или нет, в брюнетку)
И дописать до конца хоть одну книжку.
Когда ей под сорок, Эльзу кроет любовью,
Да так, что через год они расписываются в Амстердаме.
Вопрос возвращения цинично решается сам собою:
Похоронив отца, Эльза остается в Голландии.
И вот: сорок два, и жизнь — выкинь вон и начни сначала.
Эльза смеется: а эта попытка не хуже прежней,
Вот оно — чудо, о котором давно мечтала.
Эльза в четыре руки свою новую жизнь держит.
Пятьдесят, шестьдесят проходят почти что мимо,
О морщинах ли думать, когда на душе — тюльпаны?
И не то чтобы мягче русских европейские осени-зимы,
Но когда вдвоем, неважны континенты и страны.
…Эльзе двенадцать. Двенадцать плюс девяносто.
А думала, что умрет лет в сорок, а то и в тридцать.
Дописать до конца книгу жизни оказалось непросто,
Но в ней — Эльза знает — ни одной ненужной страницы.