Над крышами глухих многоэтажек
Разверзлась стонущая волчья пасть.
Вдыхая голоса и персонажи
Озябших дворников,
И баб с авоськами,
И сонных школьников,
И даже магазины, и дома,
Она глотала всласть
Все краски города и подменяла серым.
Серым туманом, сизой пеленой.
Серой землей и небосводом.
Серым тобой и темно-серым мной.
Лились жемчужно пепельные воды.
Стальной асфальт искрился как клинок
Под светом одиноких фонарей,
Где ливневый ручей сквозь водосток
Стекал, как плавленый металл.
Только быстрей,
Но также ярок и печально одинок.
Как все, что глаз способен охватить
В плену невидимого сплина.
То одиночество не может задушить,
Хотя отчетливо нам дышит в спины.
И незримо.
В окне горящем все казалось тише
В сравненьи с звуками галдящих улиц.
За стенкой мирно копошились мыши.
Под лампой задремал мой Улисс,
С закладкой где-то посредине,
Оставленной до лучших дней.
Я вдруг задумался, что нет ночей черней,
Чем эта.
И пододвинув канделябр,
Отнюдь, с чего начать письмо к тебе,не знал.
И потому, так важно и красиво написал:
«Настал ноябрь…»