Иосифу чуть-чуть за 40 и больше чем 35.
Имеет лёгкую форму алкоголизма, привычку не заправлять
кровать после её ухода.
Постель беспощадно пахнет гвоздикой и яблочным соком
её кожи,
так что режет в глазах
и доводит до дрожи
колени, пальцы, всю группу мышц.
Иосиф пишет Ефросинье: "это не алкоголизм.
Это тяжёлая стадия нехватки тепла.
Веришь нет, мы не виделись уже с год, а я до сих пор
готовлб ужин на двоих, мою окна, вытираю пыль,
доводя квартиру до болезненной чистоты. Я ношу шарфы,
платки в карманах,
глажу стрелки на брюках так, что режет пальцы.
Я купил шляпу и ношу трехдневную щетину,
я стал больше курить, чтоб приобрести хрипотцу...
Все как ты любишь
Только вот, извини, никак не приму, что тебя не вернуть..."
***
Ефросинья живёт февралями в Стамбуле,
обернутая, будто бинтами, браслетами.
В мае уезжает в Марокко -
торговать арома-
палочками и маслами,
носит цветастые юбки в пол.
Когда проходит мимо звенит тощими кистями,
как голыми телами звенит Арамболь.
Когда приходят письма, закрывается на 5дней в очередной из своих ночлежек.
Вначале выпивает пол-литра чего-нибудь местного крепкого
и всегда недокуривает сигарету.
Руками, измазанными солнцем, берет конверт.
Долго думает: открывать или нет,
спрятав в одну из своих резных, местными мастерами, шкатулок.
Но внутри все как-то по-детски ухает
и ежется в ребра
от набухшей левой стороны...
"Ох, Иосиф, Иосиф, обещал же мне, что не будешь пить.
У тебя же печень, почки, наследственность от отца,
вечные психические расстройства,
наконец, престижная работа -
статус, все дела...
У тебя же впереди -верная жена,
дочки-близняшки...
Даже слышу шуршание их платьев,
тонких и прекрасных,
как декоративная бумага в оригами превращается в корабли.
Вижу, чувствую
белокурых волос их перелив,
шампунь с крапивой и
запах поцелуя матери в бледный их лоб.
Ты будешь счастлив, готова поспорить
на свой билет..."
бумага покрывается мурашками от пары упавших соленых морей
"Например, до того самого бара,
где неразбавленный виски и бесконечные каверы
Тома Вейтса и Ника Кейва...
За нашим столиком, интересно,
сейчас было бы так же тесно?..."
Ефросинья достаёт из заначки очередное местное крепкое
и 5дней пьёт как тогда,
когда им было по 20лет.
Она бы ему все рассказала!
Как обливалось марганцевкой небо, когда она уезжала.
Как декабри расклевали ей клювами спину.
Январи затекали птичьем молоком в поясницу.
Как феврали трескались хрусталем по корсету позвоночника...
Как хотелось кричать: "я люблю тебя очень!"
...если бы ты не был так далеко.
Ефросинья желтела, черствела,
с годами не становилась лучше, как вино.
***
И как пустели в её заначках
спиртные камыши в стекле,
как мать не дожидалась сына с войны,
так адресат не дождался её письма.
И вот, когда
Иосиф и правда стал счастлив
(2дочки, уютный дом, красавица-жена),
придёт потрепанное, как молью пальто, письмо...
"Ефросинья, впервые в жизни, я выбросил не прочтя твой конверт в окно."
5.01.14. 6:27