я уезжал. было жарко. а в глазах – слякоть.
но чтобы дорогу найти к тебе смог
ты в сумку мою ухитрилась спрятать
нитей волшебных клубок.
ниточку эту с любовью плела,
не уставая, ночами длинными
как Ариадна, к свету меня вела,
прочь из каменных лабиринтов.
не истрепалась она, обогнув полземли
сквозь бури уныний и ссор снегопады.
сколько всего бы пошить мы смогли,
будучи рядом:
белое платье – затмишь голливудских красавиц!
в детскую – занавески с узором звездным.
варежки свяжем тебе из того, что останется,
чтобы ладони твои не мерзли.
и снова проедем семнадцать счастливых миль,
где солнце смеялось, неловко тебе подражая
где шлифовал скалы до блеска штиль,
и волны нам кланялись, кудри свои обнажая…
вдруг нить оборвалась. обесценились чудеса.
прошу, расскажи, оттого ли все беды,
что в наших сутках тридцать четыре часа?
и мы купили новые кеды…
как же это случилось? кто сможет нам объяснить?
я философ неважный. я не сумею.
вспомни, однажды пытались порвать эту нить
а она стала только прочнее.
любовь моя – словно тяжелый локомотив:
ход набирает медленно, неохотно.
но разогнавшись, не станет на полпути
и не сбавит скорость на поворотах.
благословение это немногим дано.
непросто, я знаю, но грех им брезговать.
ведь линии судеб наших уже давно
слились в единый отрезок.
влюбленность легка – но крошится, как пенопласт.
любовь – монолитная глыба; и Божий дар.
будет вечно с тобою этот балласт
куда б ни летел твой воздушный шар.
мечта догорит в новогоднем бокале
вслед за сочным закатом грейпфрутовым.
в сказке нашей завязку с главой финальной
мы так по глупости перепутали.
я зарекался: «ни капли!», и снова - до дна.
мне с тобой, как с религией, не расстаться.
твои письма – молитвенник. с общими фото стена –
что-то вроде иконостаса...
но лопнула ниточка. сил нет отпеть
любовь, что завяла в когтях кавычек.
будет строчка последняя долго в душе звенеть
скорбным гудком умчавшейся электрички.