Я цвёл с Творцом в Его цвету,
и знаю: в божью полноту
свой смертный колос я вплету.
Ю. Балтрушайтис
___________________________________
Есть книги, которые пишешь неизвестно кому и зачем. При этом нет чувства, что они не нужны. Такая демония. Читатель, если и грезится где-то, то в качестве телепатического Сторожа, затерянного в тумане блуждающих сомнений, стерегущего их наличие и вспышки взаимопонимания.
Читатель не может войти и пройти субъективный коридор, в котором зарождается и появляется книга. А началась она из достоверных для меня "метафизических истоков".
...Боль юности – первый исток.
Исток не решающий, но ослепительный.
Пренебречь им – задача отрешенного.
Второй – космос.
Ощущение его и боязнь утраты.
Апофеоз скрипки, стонущей в сумерках бесконечного.
Третий – слово творимое.
Певучее пламя.
Радость самосожжения в слове, обретающем собственное бытие.
Сущность истоков – наличие.
Чувство в истоках тождественного – живое сердце.
Предчувствие – муки нескольких поколений.
.…Ночь.
Плыву по реке, вспоенной истоками.
Чувствую мира величие, имя которому космос,
жизни комок, пламенеющий в свете, собою рожденном.
Кто я? Зерно, возрожденное этим немеркнущим светом?
Колос звенящий, вспоенный светлеющей влагой?
Может ли колос иную напеть совершенную песню,
кроме дарованной солнцем и этой землею…
Истинность в чем? Кто ответит? Ответа ищу ли?
Не обольщаюсь ли чувством души как единственным благом.
И почему грех гордыни не тяжек, а льстит?
...И если позволено мне уподобиться колосу,
то старость моя - далеко,
ещё не созрели зёрна.
Я не чувствую тяжести их предельной.
А главное - не представляю:
как это могут они не созреть,
если позволено
мне уподобиться
колосу.