(Продолжение)
И ОН ПОШЁЛ В НИКУДА.
Вечером Пашка возвращался в свой
подвал, который теперь стал его домом.
Душа его пела, глаза светились радостью.
Сегодня он разжился двумя сосисками и
почти мягкой булочкой. Интересно, думал
он, понравится Фроське моё угощение?
Завтракать сосисками им ещё не прихо-
дилось. На двери подъезда висело объ-
явление о том, что РЭУ N1 проводит
обработку подвала в борьбе с крысами.
Читать Пашка не умел, но его малень-
кое чуткое сердечко наполнилось вдруг
какой-то необъяснимой тревогой. Он по-
спешил в подвал, Фроська лежала на его,
кем-то скомканном, тюфяке. Остекленев-
шие глазки-бусинки смотрели на Пашку,
но он их не узнал. Эти погасшие глаза
были, какими-то, совсем не Фроськиными.
Своим детским умом Пашка не мог сразу
осознать произошедшее, но сердце Паш-
ки вдруг подпрыгнуло в его груди и стало
надуваться, как воздушный шарик. Каза-
лось, что вот-вот оно лопнет и разлетит-
ся миллиардами крошечных осколков. В
его хрупком, не по возрасту маленьком
и худеньком тельце, душа заметалась,
скукожилась и забилась в самый отдален-
ный уголок. И всё место, предназначен-
ное для неё, заняла огромная, страшная
беда, справится с которой было Пашке
не по силам. Колени его подломились,
и он опустился на тюфяк рядом с Фроськой.
Наверное, если бы в этот момент Пашка
заплакал, то получил бы хоть какое-то об-
легчение, но плакать Пашка не умел.
Он был слишком мал, чтобы понимать раз-
ницу боли физической и душевной.
Душевные страдания человека намного
больнее, страданий физических. Как
замороженный сидел мальчик возле
своей подружки и не мог оторвать глаз
от её "бусинок", как будто ждал пробуж-
дения. Но пробуждения не наступило.
Машинально он выложил на тюфяк сосиски
и булочку. Впервые в жизни есть Пашка
не хотел. На ватных ногах он поплёлся
к выходу, дома у него больше не было.
И идти ему тоже было некуда. И Пашка
пошёл в никуда.