А вот это уже всерьёз

Глаза Египетских Цариц
Город засыпал.
Намордник суеты с себя снимал
и многомиллионным ульем
укладывался спать.
И только я
огромным непомерным углем,
горящим с мощностью сверхновой лишь под стать,
по улице брела,
кривившейся скелетом
искусственного электрического света.

Плевалась ночь фонарной желтизной
в меня, – во чрево солнечных лучей,
и перцем холода, как дьявольской слезой
заканопативала город без людей,
лишая его стёжек и путей
для Правды, для её живых огней...

Небо – наш земной монарх, молилось.
молилось, чтобы звёзды возвратились.
Я слышала его, молчальника, молитву,
и видела чугунной ночи смертную отливку:

Она – за окнами домов, за кирпичёвым лесом!
Она в асфальтах и камнях, она над светом!
Она – везде, куда ни кинешь око сердца
И, Силы Света, как мне в мире этом тесно!

Никто меня не слышит! Город спит!
О, Силы Света! Как же он кровит!
Кровавее чем на закате солнце!
Потопнее, чем и проклятье Божье!

А я, последняя вещатель Слова,
Распухла, правдами напичканная, как селёдкой бочка!
И некому мне с ними поделиться.
И не с кем мне их Светом издариться!
И в душах и в умах, во всех! – лишь точки!
Ножи – в руках, а в мыслях – ложки!

Небо вымолило, всё-таки, но – снег.
Он падал, как просвировые крошки,
А может быть, как ласка сотен Вег,
А может быть, как Книги Жизни строчки...

Падал снег. О, как он падал!
Так, что падая, – взлетал!
И истаивая плакал...
Нет, не плакал, а рыдал!
Потому,
что железобетонность,
камень камневый, асфальтовый, кирпич –
Лишь пособия читают по охоте,
Как ловчее наохотить смерти дичь!
Чтоб потом, в добытом златоморге
с пузом полным этой дичи
сгнить!

Я знаю,
дорогу осилит идущий.
Я знаю,
что жизнь может услышать имущий.
Но где они,
те, что идущи?!
Но где они
Правдой имущи?!

Падал снег – безмолвное прощенье
всем, кто душу для него смог распахнуть.
Падал снег – любви большой моленье,
Той, которой и окрестованная крикну: «Будь!»


Но город спит... Одна во всей Беззвёздной
Иду по призрачному безвременью снежной мглы,
И в чрево ночи
умиротворённой
Вонзаю свет моей последнещей слезы...

И всё ж, как тиснет, ох, как тиснет грудь!,
всё та же вера, вера, вера в чудо!:
что кто-то крикнет, горл во сто, мне –
Правде –
«Будь!»
И станет на моей земле безлюдной
Людно!

Отрывок из поэмы Живым - Последняя Смерть.