О.Г. Ганина
ПОСВЯЩЕНИЕ ПОТАНИНУ
Не застыло ли счастье холодное,
Кто теплом растопил мою грусть,
Где неведомой волей свободною
Жил огромный Советский Союз.
Среди строчек известного гения
Восхищен мудрым словом ума,
А на фото увидела Ленина,
Но с великой душою врача.
Нам бы стать хоть немного похожими,
Не боясь простудиться и слечь,
Занесённых тропинок порошею,
Не жалеть бы себя, не беречь.
Да и разве возможно Потанина
Напугать кропотливым трудом.
Этот дух непростой северянина,
Он дышал каждой клеточкой в нём.
Где за вьюгой, порывистым ветром
Говорили "Большой Николай",
Он своим неземным милосердием
Согревал наш суровейший край.
Ну а память из камня гранитного
Насечется на деле благом.
Ханты-Мансийскую медакадемию
Его именем мы назовём!!!!
Дополнительная информация с сайта ЮГРАИНФОРМ:
Николай Потанин - забытый врач
В фойе окружной больницы развернута большая экспозиция, посвященная ее истории, ее главным врачам. На первом месте – портрет Николая Александровича Потанина, одного из самых легендарных медиков округа...
Он приехал в Самарово (часть Ханты-Мансийска) в 1930 году, когда по всей России создавались национальные округа, в том числе Остяко-Вогульский (Ханты-Мансийский). Он был уже немолод, но с пылом новичка сразу же окунулся в создание системы здравоохранения, прежде всего, фтизиатрии. Ездил чумам и юртам коренных жителей, обследуя их здоровье, организуя медицинскую помощь. Главная его заслуга – в создании первого тубдиспансера, кумысолечения. Но лучше всего о Потанине расскажут его личные воспоминания…
«…В 1930 году переселяюсь по назначению и личному желанию на Крайний Север, во вновь организуемый Остяко-Вогульский национальный округ. Немалое значение имели и рассказы об этом северном крае моей племянницы, которая служила там санитарным врачом. Рассказы её разбудили у нас с женой чувство, присущее нашим характерам: изведать новое, неизвестное.
Путь далекий на поезде, пароходе, автобусе (грузовом) был затруднен еще тем, что на руках у нас была шестимесячная дочь. Требовалось обеспечить её питанием в дороге, обеспечить маломальский уход, предохранить от заболеваний в пути. Все обошлось благополучно. По прибытии в Тобольск получил направление в Самарово, где работало бюро по организации нового округа.
После двухнедельной поездки я получил назначение главным врачом Самаровской районной больницы и вскоре назначаюсь заведующим отделом здравоохранения при культурно-социальном отделе национального округа. Началась ответственная кропотливая работа.
Трудно описать всю разнообразную работу по округу, охватывающему громадную территорию при разнообразии национального населения: остяки (ханты), вогулы (манси), зыряне и пришлое население (раскулаченные). Округ представлял собой в то время только что пробудившийся от вековой спячки, находящийся под эксплуатацией разного иностранного капитала. Культура была на самом низком уровне, предрассудки, веками вкоренившиеся в быт населения, завшивленность при отсутствии бань, поголовная неграмотность.
Лекарями были в основном шаманы, которые под звуки бубна бешеными движениями отгоняли от больных нечистую силу, виновницу всяких болезней. Первой неотложной задачей являлось внедрение санитарии и культурных навыков среди национального населения, борьба с явными предрассудками, укрепление медицинских кадров, политико-социальные преобразования.
Трудность работы еще заключалась в том, что мы, руководящие работники, не знали местный язык, приходилось работать через переводчика, а последние, часто злонамеренно, искажали речи. Попытка изучить местный язык не увенчалась успехом, наречий так много, что сами ханты и манси разных районов не понимали друг друга.
«Для изучения заболеваний населения национального округа и оказания ему медицинской помощи, - пишет заведующий окрздравотдела Широбоков в газете «Ленинская правда», - в глубинные пункты направлялись экспедиции под руководством врача Потанина - первого организатора округа». Экспедиция была очень трудной, пришлось ехать на оленях много сотен километров, останавливаться в каждой юрте, стоящей друг от друга на десятки километров, ночевать в этих антисанитарных юртах, питаться сырой рыбой.
Помимо изучения заболеваний и внедрения культурно-гигиенических навыков в быт национального населения, экспедиция имела задачу изучить вопрос о вырождаемости национального населения округа, это мнение было у многих руководящих работников даже в Наркомздраве. Обследование показало, что речи о вырождении не может быть в настоящем понятии этого слова. Можно лишь говорить о большой заболеваемости, особенно среди детей грудного возраста, в результате бескультурья, предрассудков, отсутствия маломальской гигиены, варварского способа пеленания, ухода за грудными детьми.
Преобладающими заболеваниями были трахома, парша, болезни раннего детского возраста. Туберкулезом охватило от 7 до 13%, но преимущественно у пришлого населения. Подобная экспедиция проведена по реке Сосьва, о результате экспедиции мною был сделан доклад Наркомздраву.
Эти экспедиции представляли некоторую опасность, так как незадолго в некоторых местностях среди местного населения произошли бунты, под предводительством скрывающихся в тундре офицеров разгромленной Пепеляевской армии, которые воспользовалась недовольством национального населения, что русские стали ловить рыбу в священном (по их взглядам) озере. Мне был выдан начальником НКВД револьвер, спрятанный при ночлегах в нартах под подушкой.
Конечно, это было напрасное опасение, население везде встречало нас весьма благожелательно, гостеприимно. Но не все переносили это гостеприимство. Один молодой врач (женщина-москвичка) никак не могла переносить завшивленность населения, пить из посуды, которую женщины вытирали подолом своего платья, а иметь свою собственную посуду было нельзя, это оскорбляло их, вызывало недовольство. Это гостеприимство вызывало у нее рвоту. Пришлось отправить ее обратно.
Во время выездов на места я глубоко изучил национальное население, их быт, обычаи, психологию. Мне понравился этот народ, особенно манси. Это какая-то детская наивность, непосредственность, доверчивость, гостеприимство. Как-то скоро и они стали ко мне хорошо, душевно относиться. Почему-то стали меня называть «большой Николай». Я думаю, этому способствовало мое внешнее сходство с Лениным В.И. Это сходство с Лениным действительно все находили поразительным.
Задача расширения лечебно-профилактической помощи, укрепление медицинских кадров со времени организации округа в 1930 годы решилась успешно. Уже в 1931 г. действуют в крае 11 стационаров, 9 амбулаторий,18 фельдшерских и трахоматозных пунктов, появился первый родильный дом, 18 врачей, 114 фельдшеров и медицинских сестер. До организации округа в крае медицинских работников насчитывалось единицы, было всего 3 больницы. С вновь прибывшими медицинскими работниками приходилось проводить немалую работу, настраивать их на правильный характер.
Вот что вспоминает врач Кузнецова в газете «Ленинская правда» от 7/XI-58 г. о первых днях своей работы в Ханты-Мансийском округе: «Потанин Н.А. мне говорил: «Страна наша шагнула вперед, преобразился Ларьякский район, куда ты едешь, однако работать придется в очень трудных условиях. Дело в том, что ханты и манси, проживающие в отдельных районах, и представления не имеют о медицинской помощи. Они, к несчастью, верят еще невежественным шаманам. Вековую отсталость не вдруг ликвидируешь. Так что ты, девушка, едешь на передовую позицию».
Трудности не пугали медицинских работников, среди них были настоящие энтузиасты своего дела. Так, вспоминаются среди них врачи Аносова, Поддубский, Гладких, Соколова, Матошин, Иванов. Много труда потребовалось от медицинских работников и всей общественности, чтобы отвлечь население от шаманов и приучить обращаться за медицинской помощью в поликлиники и больницы.
Вот так примерно проходил разговор с больным ханты, манси: «Болезнь у тебя серьезная, надо лечь тебе в больницу, там тебя вылечат, поставят на ноги, опять будешь бить зверя и ловить рыбу».
После долгого раздумья: «Ну что же, ладно, лягу, но как же оставить жену». «Давай веди жену». Он - опять долгое молчание, раздумья. «А дети как?». «Давай и детей возьмем». Он - на этот раз еще продолжительнее пауза, еще больше размышлений и колебаний. «Ну, а собаки, собаки как?». Собаки для ханты и манси, как для охотников, составляют незаменимую ценность. «Давай забирай и собак». Наконец, аргументы отказа ложиться в больницу исчерпаны, больной дает согласие ехать. И вот процессия: больной, жена и дети на санях направляются в стационар, за ними бежит стая больших собак. Больной помещается в больницу, остальные в специально устроенные при культбазах общежития и стайки.
Характерная черта у ханты, манси: принимали лекарства только известные и сильно пахучие, остальные для них - вода. Особенно любимым лекарством для них являлись мятные капли. Хотя медленно, но в конце концов приучили национальное население обращаться к врачам и лечиться в больнице. Хорошими агитаторами в этом деле явились глазные врачи, наглядные результаты лечения ими трахомы, так сильно распространенной среди ханты и манси, убедило население в полезной деятельности врачей. Окончательно в этом убедились ханты и манси когда один шаман, больной трахомой, обратился за помощью русского врача.
Не менее труда стоило приучить национальное население пользованию баней. Они не снимали своей одежды, пока она совершенно не иструхнет. Боялись бани, считали мытье каким-то зазорным делом. Быть может по религиозным побуждениям. «Вот, говорят, если большой Николай, то есть я, помоется, укажет, как это делается, тогда, пожалуй, и мы пойдем». Приходилось удовлетворять их пожелания.
В 1933 г. закончилось строительство в Остяко-Вогульске больничного комплекса, я всецело перехожу на лечебно-профилактическую работу, назначаюсь главным врачом. Зав. окрздравом назначается Горохов П.И., энтузиаст своего дела, очень отзывчивый, милый человек. В этом же году всецело по моей инициативе был организован туберкулезный диспансер, работу которого возглавил я. Начало было очень скромное. Помещение состояло из двух комнат в одном из бараков. Персонал всего 4 человека - врач, две сестры и санитарка. Постепенно все улучшалось. Через год удалось в одном из корпусов больницы открыть туберкулезный стационар и увеличить штат.
Мною был поставлен вопрос перед окрисполкомом об организации фермы для приготовления кумыса, который получил одобрение. Окрисполком помог мне в организации фермы. Был выделен хороший земельный участок и 8 кобылиц, мастер по приготовлению кумыса оказался среди переселённых киргиз. Кумыс полностью обеспечивал стационарных и амбулаторных больных и являлся прекрасным дополнительным средством при лекарственном и пневмотораксном лечении.
Говоря о тубдиспансере, не могу умолчать о персонале. Дружный, спаянный персонал, преданный своему делу, много времени и сил уделял больным. Вот что об этом пишет одна из сотрудниц диспансера в газете «Ленинская правда» от 5/ХII-65г.: «Работать приходилось много, но всегда в нашем маленьком коллективе царило боевое настроение, такую обстановку создал Николай Александрович, за длительную совместную работу я не помню, чтобы наш главный врач когда-нибудь нагрубил подчиненному или обидел его, он был всегда внимательным и чутким».
Коллектив и не нуждался в понуканиях - всегда сам находил необходимую работу. Вот характерный случай: в один год кумысную ферму затопило разлившейся Обью, «кумысный скот» (кобылицы) и хозяйственные лошади остались на зиму без корма. Коллектив тубдиспансера по своей инициативе всю зиму добывал корм в свободное от дежурства время. Скот был сохранен.
В 1933 году в Ларьякском сельском Совете вспыхнула эпидемия сыпного тифа. По настоянию окружкома партии была направлена бригада медицинских работников под моим руководством для ликвидации эпидемии. Приняты были жесткие меры, и эпидемия через месяц ликвидирована. К сожалению, пришлось потерять одного фельдшера, скончался от осложнения после тифа.
Гремела Отечественная война. Я лично был мобилизован в военную комиссию, работа которой протекала день и ночь, того требовали обстоятельства. Мною был организован из общественного актива кружок по оказанию медицинской скорой помощи в военное время. Проводились теоретические и практические занятия.
Сейчас остается сказать о моем увлечении, страсти к сценическому искусству, ему я уделял с женой немало времени. Местом проведения всех массовых политико-культурных мероприятий являлся «Дом народов Севера», где я и развернул свою деятельность как руководитель драмкружка. В него вошли преимущественно учителя, медработники, учащиеся техникумов и некоторые руководящие работники окрисполкома.
Все были заинтересованы в поднятии культуры среди местного населения. Под моим руководством был поставлен ряд спектаклей: «На дне», «Платон Кречет», «Павел Греков», «Власть тьмы», «Без вины виноватые» и «Бедность не порок». Спектакли населением принимались хорошо, были для него культурным развлечением. Посетителями были главным образом служащие и учащиеся. В праздничные и юбилейные дни делались бесплатные вечера-концерты. Мне более удавались комические и характерные роли, жена имела успехи в характерных ролях.
На бывающее на спектаклях национальное население они производили сильное впечатление. Вот один интересный случай: ставили пьесу по настоянию начальника НКВД из жизни ханты и манси. Присутствующие в зрительном зале ханты и манси гурьбой ввалились на сцену и присоединились к актерам, которые по ходу пьесы проводили у костра.
Работа на Севере оставила у меня самое приятное воспоминание и удовлетворение, это какая-то особая доброжелательность друг к другу, теплота и взаимопонимание. Этой спайке, я думаю, способствовала сама суровая природа края, общность интересов и особенности быта. Осталась в памяти красота белых ночей и северных сияний, езда на оленях. Конечно, были за время работы и тревожные моменты, тяжелые переживания, но это отдельные штрихи, скоро проходящие моменты.
Таким оставившим неприятное воспоминание, была волна ежовщины, докатившаяся до округа. Многие ответственные работники были арестованы. Все ходили неуверенные в завтрашнем дне, хотя не чувствовали за собой вины. Мне каким-то образом удалось избежать участи, постигшей многих. Вероятно, все-таки моя большая разнообразная общественная работа. Переживания были не из приятных.
После окончания Великой Отечественной войны я возбудил ходатайство перед Наркомздравом об откомандировании меня с Севера по состоянию начинающего пошаливать здоровья. После долгой переписки и уже по ходатайству ханты-мансийских организаций, которые учли состояние моего здоровья и преклонные годы, мне уже было 64 года, Наркомздрав согласился отпустить меня…
Много пережито и хороших, и плохих мгновений, трудностей, но жить хочется еще и еще. Жизнь прекрасна! Надо бороться за нее при временных трудностях, надо преодолевать их, а не хныкать и опускать руки.
Мои воспоминания, конечно, не самовлюбленность, не похвала своей работой. Просто хочется, если попадут эти воспоминания кому-либо из моего потомства, чтобы в часы досуга прочитали их, вспомнили, как жили их предки…»
Заслуженный врач PCФCP Потанин
г. Дегтярск, 4 марта 1969 года