Этот тяжелый, тяжелый сон: веки сомкнулись, слились, слиплись.
Он над ней силится быть столиким, он над ней силится – что есть сила? –
Вздох ее громче, чем крик и стон. Черный ноябрь летает выше.
Вот, за окном его мрачный дом, он устремляется к каждой нише.
Черных ресниц золотая пыль: как мне поймать ее, как понять ее?
Крик ее громче, чем этот миг. В этом тяжелом закрытом платье –
Лучше б в броне. Ее сон велик, он расползается в ветхом доме,
Он на шиповник ложится – и – тяжестью странной все ветки клонит.
Он не умеет смотреть и быть, горько немеет, врастая в кресло:
Здесь все всегда на местах своих – но для нее не найдется места,
Для красоты места нет. И миг, миг этот длится, вплетаясь в стены.
Злится ноябрь, в шершавых стрелах темных деревьев давая крен.
Если отчаянье разобрать, если разбить в середине юность,
Что тогда будет? Что будет? Будет? Так он мрачнеет, плечи ссутулит,
Так он ноябрь усадил на стул – гладит ее кружевные руки,
Миг этот громче любого звука. Вдох ее дольше последних мук.
04.11.14.