Паршиво. Как всё паршиво!
И эта бабка, орущая – по безмозглости –
На трамвая водителя:
Как он не смеет машин
Растолкать искрящейся пряморельсовой борзостью?!
И эти: словно сорвавшиеся абстиненты,
Постят в интернетах тщетные свои лица,
Обывательщину брамля электронным багетом;
Как нефть по заливу – их жизни в безбрежье страницевом.
И эта гламурная сволочь – с ногтями, скребущими о пол,
С лицом – кошмаром моляра,
С разбухшим нарывом губищ,
На копытах каблучных – как у сатиров! – и с черепом эхово полым
Верует яро: Вселенная – коврик ей для ножищ.
И этот плешивый, сытостью рдеющий бородач,
Так смело кричащий, бузящий – и на кого б он мог?
На хрупкую девушку - и лишь за то, что в решеньи задач
Официантских она на мгновение сбилась с ног!
И эти, чинами обросшие и степенями –
Им кажется, что они, всю жизнь напролёт карабкаясь,
Залезли туда,
Где не накроет чужими тенями,
И все им теперь – дураки, и каждый - арапка.
И этот гадёныш – малявка, десятилетка лишь –
Шёпотом матюкает свою годами согнутую бабушку:
Он, видите ль, весь из себя мальчиш-кибальчиш,
А она его просит шапку надеть на бошку!
И этот:
В беседе с соратником стеночку подпирая,
Полицейский – теперь господин; товарищ из строя выйдь! -
Овчарку свою тяжёлым ботинком пинает,
И та, боль снося, как вериги аскет, не смеет скулить.
Этсетера.
Этсетера...
Однажды: подходит Шива,
Саронг поправляет, гладит змею, что шарфом на шее.
«Ребята, чего ж это вы? Зачем же у вас так паршиво?» -
И плюнул в сердцах, растёр – мир с нуля.
И опять паршивеет.