А просто так, затосковалось, завыло в сердце непокоем.
Пришли тревога и усталость под лязг стальных больничных коек.
Застыла кровь, как та могила, что где-то ждет, тая обиду.
И зёрна кардиомагнила не разведут эритроциты.
Текут-ползут ночные страхи мохнатым зверем в изголовье.
Из слов лишь мухи, те, что бляхи, и водка есть, да нет здоровья.
В окно заглядывает месяц задорно-подлым Сатаною.
Весь мир привычный жутко бесит, и комната пропахла … мною...
Ты любишь, внук, свою, вот эту данность,
В ней всё твоё: от тряпок до конфет.
Слова премьеров, в коих филигранность,
Их «доброта и негасимый свет».
Тебя зовут киношные постели,
Кровавый блуд, чумные города.
А нас, представь себе, когда-то грели,
«Отец солдата», «Жажда», «Высота».
Ты западаешь от Дневных дозоров,
Не прибавляя к головной трухе.
У нас же, внук, как раз о ту же пору
Настольным был бессмертный дядя Хе.
Мы, как и ты, смеялись плоским шуткам,
Не примеряя зоны и суму.
За гаражами грелись самокруткой,
Пускали в круг узбекскую «Чашму».
Кого-то били, с кем-то обжимались,
Вкушали борщ в столовках «Общепит».
Мы тоже, внук, во что-то одевались,
Мордуя ЦУМы справками в кредит.
Ну, полно слушать дедовские стансы,
Меня несёт, и времени вагон.
Пройдут года, шагнёшь в американцы,
А это небо.
Выше только Он!
Я помню юность в пьянках и отмашках, «Урал» отцовский. Взлёт на вираже.
Огромный дом, пока ещё не рашка, а девки всё гадали на ромашках
на суженых с фазендой и Порше.
Теперь есть всё, но кажется фиктивным бездушный хлеб, достаток и уют.
Как нет страны, могучей и былинной, и нашим девкам, дурочкам наивным,
Расширенные кофе подают.
Смотрю в ТВ по (д) зорную трубу,
От вечных льдов до знойного Алжира
Опять предбанник лает на избу,
Мол, далека от правильного мира.
За гроб Господень не являет квест,
Не пляшет в храмах, не жуёт бигмака.
Пьёт на поминках водку (вот те крест!)
Не лижет пяток богу с Потомака.
Ведь голодают! Как хватает сил
На буйный нрав, характер сей предерзкий?
Им не по нраву светоч - Бенни Хилл!
Зато в чести бездарный Достоевский.
Я не ханжа, но с вас, признаюсь, прусь,
От ваших визгов: «Русичи холопы!»
Но, как известно, гусь свинье не гусь,
И потому не уместилась Русь
В концептуал причёсанной Европы.