Всем исполнившим воинский долг,
живым и погибшим,
ПОСВЯЩАЕТСЯ...
Моего другана звали – Лёха,
весельчак он был, матерщинник,
мяч футбольный гонял неплохо,
фанатично «болел» за «Шинник».
Ярославский волгарь хохмачный,
годом службы своей не кичился,
анекдоты рассказывал смачно,
так, что ротный от смеха давился.
Он за десять секунд без напряга
автомат собирал вслепую,
нас учил, чтобы каждый салага,
не отдал свою жизнь впустую.
Лёшке осенью дембель маячил,
месяц, два и прощайся с войной,
он в санбате судьбу не дурачил,
не косил от войны, как больной.
Нас роднила не только тельняшка,
нас роднило армейское братство,
мы мечтали родиться в «рубашке»,
презирая другие богатства.
Мы делили паек и патроны,
ели ложкой одной на двоих,
на одну мы молились икону,
мир деля, на своих и чужих.
Мы всегда были рядом и вместе,
не разлить нашу дружбу водой…
Не гадал я, что «грузом двести»
отправлять буду Лёшку домой…..
Бой был яростным и скоротечным,
группа наша попала в засаду,
мы сошлись, как машины на встречной,
чтоб почувствовать жизнь, как награду.
Затаившийся снайпер умело
цель недолго свою вычислял,
разминая затёкшее тело,
первым выстрелом взводного снял.
И пошла, словно в тире, потеха,
кто не спрятался, тот виноват,
задыхалось ущелье от эха
криков, пулей сражённых, солдат.
Изрешеченным пал запевала
ротной песни - лихой старшина,
он, стрелявшему из-за дувала ,
заплатил своей жизнью сполна.
Старшим Лёшка теперь оказался,
дал приказ – всем под склон уходить,
передёрнул затвор и остался,
чтоб ушедших собою прикрыть.
Он стрелял, пока были патроны
и не думал о жизни скорбя,
а с последним, держа оборону,
просто вызвал огонь на себя.
Реактивными гору накрыло,
мало там никому не казалось,
словно время в разрывах застыло
и, как кровь по камням, расплескалось.
Две «вертушки » закончили дело,
от кромешного ада спасли,
в плащ-палатке мы Лёшкино тело,
словно ангела к Богу несли…
...................................................
Я в положенный срок дембельнулся
и вернулся обратно живой,
только прошлым своим захлебнулся,
когда к Лёшке пришёл я домой.
«Мама, здравствуйте…» - слово застыло
в перехваченном горле моём,
я ей свёрток отдал, где всё было,
что осталось, как память о нём.
За заслуги в боях – две медали,
все вручённые не посмертно,
и прочитанные, как скрижали,
письма мамины, без конвертов.
Я поведал ей всё, что там было,
рассказал, чем закончился бой…
Слёзы вытерла, перекрестила
и сказала мне вслед – «Бог с тобой…»…