Это случилось в одном из вечных городов крохотной планеты под названием Земля.
На мосту, оперевшись локтями и держа в руках маленького плюшевого вислоухого пса, стоял мужчина средних лет. Был он высок, хотя в пору акселерации уже часто смотрел на людей с непривычной стороны: снизу вверх. Волосы его были коротко, по-военному пострижены, а вот щеки и подбородок напротив заросли трехдневной щетиной. Одежда его была такой, какую мог себе позволить человек среднего достатка, озабоченный собственным удобством, а не метаниями моды. Хорошая, непродуваемая ветровка, крепкие джинсы со множеством карманов и утепленные кроссовки.
Был вечер. Солнце опускалось к нагретым крышам, золотило стены домов, покрытых двухсотлетней лепниной и антисептической акриловой краской. Было бы тепло, если бы не налетавший с залива ветер: холодный, осенний, пронизывающий, заставлявший алеть скулы и кончики ушей.
У мужчины, по всей видимости, не было срочных дел и, он стоял и смотрел то на медленно текущую реку, то щурился на слепящее солнце. Раз от раза он смахивал высекаемые ветром слезы. Он, то ли не знал куда идти, то ли просто убивал время, любуясь закатом и городом, то ли ждал чего-то.
Иногда с толикой интереса он оглядывал прохожих стремящихся преодолеть мост, так как многие стремятся преодолеть жизнь: быстро, суетливо, кутаясь от зябкого ветра и не замечая теплого солнца. Мимо прошла девушка с короткой до фиолетового отлива крашенной черной стрижкой, цокая каблуками и подняв воротник кремового клетчатого пальто. Ладонью в черной кожаной перчатке она придерживала края воротника у рта и потому смотрела только себе под ноги. Мужчина проводил ее взглядом, улыбнулся каким-то своим мыслям и отвернулся. Вот прошел, опираясь на палочку как на трость, старик с иссеченным жизнью лицом и остатками гордости, не позволявшей ему кланяться за деньги и потому одетого в старое повидавшее не меньше хозяина серое твидовое пальто и стоптанные, но до блеска начищенные ботинки.
Недалеко от мужчины старик разминулся с тем будущим, ради которого он чуть не отдал свою жизнь. Будущее вразвалочку, копируя тех, кого оно считало предметом для подражания, шло, вертя в руках плеер и тряся подключенной к плееру головой. Длинная, мешкообразная куртка с рукавами, сползающими на ладони, штаны на помочах великие на два размера, зеленная в белую крапинку бандана и высоченная бейсболка с прямым козырьком: все это вместе взятое создавало ощущение чего озлобленно-бесполого, бесцельно-агрессивного и зажатого в кучу комплексов и представлений.
Взгляд мужчины выцеплял из общей картины какие-то только ему нужные детали, придававшие всему происходящему налет сюрреализма: след от потекшей туши на щеке девушки; неожиданно белые и ровные зубы старика, никак не вязавшиеся с ощущением давно минувшего величия; отрывок из арии Каварадосси, включенный на полную громкость и потому донесшийся даже через клипсы наушников.
Что-то готовилось произойти, что-то такое, отчего звезды замедлят свой бег, замрут все сферы сущих миров, и удивленные боги склонятся над землей и замолчат в изумлении.
Мужчина отвернулся от подростка…
- Привет.
- Привет, - улыбнувшись, ответил он и протянул остановившейся рядом с ним девушке плюшевую игрушку: - Это тебе.
- А как его зовут? – спросила она, прижимая подарок к лицу.
- Космический бигль, - ответил он и, выпрямившись, обернулся к той, которую ждал: - Вообще-то тот бигль был совсем другой, но этот захотел себе такое же имя.
- Ты веришь в судьбу? – спросила она.
- Нет. Мы сами творим свою жизнь.
- Ты хочешь сказать, что искал меня?
- Да. Даже помощника на вокзале купил, - он кивнул на счастливо расплывшегося в руках девушки пса.
- Обычно я на машине домой езжу, а сегодня не взяла. Мы планировали после работы в ресторанчик сходить. А муж сегодня допоздна работает. И я пошла пешком. Я ведь даже не думала о тебе…
- Совсем? – он иронично приподнял бровь, но она заметила мелькнувшую в его глазах тень.
- Ты же знаешь, что нет, - улыбнулась она.
Он глубоко засунул руки в карманы куртки и, заметив, как она поежилась от ветра, предложил:
- Спрячемся?
- Только в каком-нибудь теплом месте, - рассмеялась она.
- Тогда веди. Я здесь гость.
Она задумалась, вспоминая район, где они стояли:
- Туда.
Но вопреки холодному ветру и логике они шли неторопливо, перебрасываясь малозначащими фразами, смеялись, молчали. И боги, глазами сфинксов наблюдавшие за ними, удовлетворенно кивали головами. Важное свершилось. Эти двое встретились. И неважно, чем закончится это встреча – они оба будут нести в своих сердцах именно эти минуты удивления и восхищения случившимся чудом встречи. Чувством не единения, нет, но созвучания их сердец и душ.
Они зашли в уютное кафе с белеными стенами и певучими настоящими дубовыми дверями. На стенах, в свете солнца казавшихся кремово-золотыми, в изобилии висели выцветшие фотографии, на полочках стояла антикварная посуда. Было тепло, светло и вкусно пахло сладостями и кофе.
Они выбрали угловой столик. Он принял ее пальто и повесил на покрытую коричневым лаком вешалку, скромно жавшуюся к стене рядом со столиком. На другой крючок повесил куртку. Чем-то обиженная, восемнадцатилетняя официантка приняла заказ и удалилась.
- А ты повзрослел, - сказал девушка, сев напротив и рассматривая его. Она оперлась локтями о стол, и положила подбородок на скрещенные пальцы ладоней. Высокая челка ложилась на открытый ровный лоб, округлое мягкое лицо было немного усталым.
- Тяжелый день? – спросил он.
- Не то, чтобы уж очень. С людьми тяжелыми пришлось общаться, - пожала она плечами и, опустив взгляд, передвинула на столе подставку для салфеток.
- Ну, смотри, - улыбнулся он: - Захочешь – расскажешь.
- Да нет, на самом деле – все хорошо, - улыбнулась девушка и, ее серо-зеленые глаза перестали быть грустными: - Рада, что ты приехал. Что мы встретились…
Он хотел что-то сказать, но официантка принесла заказ и, стараясь сдержать свое раздражение, стала снимать чашки и блюдца с подноса. Он отклонился, чтобы дать девушке и ее гневу место. И сдержанно поблагодарил, когда закончив сервировать стол и пожелав «Приятного аппетита», официантка удалилась. На какое-то время они спрятались друг от друга и от самих себя за чашками с ароматным кофе и за мягкими, теплыми еще пирожными.
О чем могут говорить мужчина и женщина, которых когда-то связывало первое и потому самое сильное чувство. Разбитое и бережно сохраняемое в таком углу сердца, в который нет входа никому. Кроме их двоих. Рассказывали о жизни. Своей и жизни общих знакомых. И незнакомых. Но если бы кто-то имел наглую возможность подслушать их разговор, то он не понял бы ровным счетом ничего. Потому, что никакой логики в разговоре не было. Не было явной логики, логики разума. Они скакали с темы на темы на тему, фразы, понятые чуть ли не раньше, чем были произнесены, обрывались на полуслове.
Разговор тек спокойно и неторопливо и, зазевавшие боги упустили тот момент, когда он превратился в его монолог. Вопреки экспрессии чувств и слов - тихий, но выстраданный, словно подводящий итог жизни прошедшей до него:
- А-а к черту все! Я устал быть нормальным. Я устал быть таким, каким меня хотят видеть: спокойным, рассудительным. Я хочу быть взбалмошным и вздорным. Хочу жить, как велит мне сердце. Смешно: в юности, когда все жили эмоциями, я жил мозгами. А сейчас: все живут головой, а я хочу сойти с ума. Просто я знаю, что когда буду умирать - пожалею о двух вещах: что мало любил и мало путешествовал. Я знаю, что сбежал в первый раз и оттолкнул тебя во второй и не хочу третьего раза. Я просто хочу, чтобы мы оказались где-нибудь на верхних этажах этих домов. Хочу, чтобы звучал рояль. Что-то грустное, как капли дождя на оконном стекле и светлое, как отблески солнца на соседних крышах. Я хочу закрыть глаза и найти своими губами твои губы. Я хочу поцеловать тебя всего один раз. Не знаю, что будет потом. Возможно, все останется таким же пустым и серым. А может быть, случится то, ради чего я все это затеял. Я не боюсь того, что будет. Я просто хочу ощутить на моих губах твои...
Он неожиданно замолчал и огляделся. Видимо все-таки его монолог не был достаточно тих. В кафе с белеными стенами и фотографиями на них повисла тишина. Долгая, вязкая. Такая, что тиканье часов висевших над стойкой, будто током било по нервам. Его взгляд скользил по стенам, по лицам пожилой пары за дальним столиком, по лицам рассерженной официантки и молодого бармена за стойкой. И не отражался в их лицах свет его души. Не разгладились морщины на их лицах, и суета не оставила их мысли. Наоборот: все четверо выглядели смущенными по-крысиному заинтересованными, будто заглянули в неплотно закрытую дверь и увидели то, что не предназначалось для чужих глаз.
Он обернулся…
P.S. У этого рассказа нет и не может быть конца. Потому, что эта история сотни раз повторялась и повторится. В точности так же или немного по-другому. Но суть ее останется прежней.
Не важно, что было после его слов, и было ли хоть что-нибудь. Ибо не для этого звезды замедлили свой бег и остановили свое вращение сферы сущих миров, а вечно занятые боги отвлеклись от своих дел. Все это свершилось только для того, чтобы на мосту одного из вечных городов планеты Земля в холодный октябрьский вечер встретились он и она.