Гляжу в трюмо, и отголоски плывут в мозгах из бездны лет. Вот так же мучился Твардовский и комкал дланью пистолет. Среди привычных книжных полок, ещё болезнью не испит, где врач, таинственный онколог, ему зачитывал вердикт.
Дружков зарезан сталью финской, Лермонт не пережил Кавказ. И предынсультный Баратынский Неаполь зрел в последний раз.
Хемингуэй ушёл в июле, спокойно, словно бы ко сну. А Маяковский так же, пулей, встречал последнюю весну.
И здесь, смирив свою беспечность, я сделал вывод, вот он, тут:
В стихах прожить возможно вечность,
Но с ними долго не живут…