Да кто же спорит, братка? Будет невтерпяк.
Ещё шпаной запомнил я - постыдно слово "больно".
Мы вечно против мира и Христу
Был мир ни кто иной, как враг.
Мы двадцать лет терпели. Всё. Довольно.
Здесь святость деревенских алкашей так велика,
Что плавит сталь, взрывает ткань времён,
Как горны Серафимов шестикрылых,
Строка мутирует в подобие курка,
Сгущая мыслей грозовые облака,
У тех, кто генной памятью своих корней не обделён,
У тех, кто не желает слушать бредни ворогов постылых.
Я помню всё.
Моя дурная кровь была на Чудском озере, в Бородино, при Сталинграде,
На каменном моём лице не шелохнулась бровь,
Когда фашисты пленные тащились по Москве.
И на параде - я горд, так как народ мой - высший сорт,
Превозмогая прихоти судьбы на фоне дикой боли,
Мы, словно ртуть, сбираемся в одно, и даже чёртов чёрт
В бою не ровня нам.
И выдохнув : "Доколе?". Мы ломим.
Круто ломим. Вся и всех.
И гнётесь вы, как шведы под Полтавой*,
Я знаю, что вы слышите наш дерзкий, звонкий смех.
Мы снова возрождаемся великих предков славой.
Мы Феникс.
* -- Ура! Мы ломим. Гнутся шведы,
Убийством тупятся мечи.
И трупами вся степь покрылась,
Как роем чёрной саранчи.
А. С. Пушкин. "Полтава".