И. Анненский и П. Флоренский: виртуальный диалог о бесконечности
Книга стихов И. Анненского «Тихие песни» вышла (под псевдонимом Ник. Т-о) в 1904 г. в Санкт-Петербурге скромным тиражом и осталась почти незамеченной. Её автору было тогда уже почти 50 лет, и он был известен как филолог-классик и переводчик Еврипида. Статья П. Флоренского «О символах бесконечности (очерк идей Г. Кантора)» вышла в том же 1904 г. в Москве в журнале «Новый путь», №9. Её автором был юный выпускник Московского университета, который в том же году поступил в Московскую Духовную Академию. Статья была сочувственно встречена математиками и философами.
Никакой связи между двумя авторами – маститым филологом и юным математиком – не было, и друг о друге они ничего не знали, да и не могли знать в то время, принадлежа к разным поколениям и живя в разных городах. Тем не менее, некая тайная связующая нить мысли магически соединила их души в 1904 году, отразив их в едином символе – символе бесконечности.
Вообще говоря, многие поэты, так или иначе, задумывались над тайной бесконечности и в образной форме пытались выразить в своих стихах отношение к этой тайне. Стихотворение И. Анненского, в заглавии которого стоит символ бесконечности «;», не является исключением. Перечитаем это стихотворение [1]:
Девиз Таинственной похож
На опрокинутое 8:
Она — отраднейшая ложь
Из всех, что мы в сознаньи носим.
В кругу эмалевых минут
Её свершаются обеты,
А в сумрак звёздами блеснут
Иль ветром полночи пропеты.
Но где светил погасших лик
Остановил для нас теченье,
Там Бесконечность — только миг,
Дробимый молнией мученья.
Итак, она (Бесконечность) – «отраднейшая ложь //из всех, что мы в сознаньи носим». Почему она – ложь, да к тому же – отраднейшая? Здесь нужно вспомнить главные поэтические коннотации, с которыми связано в нашем сознании это понятие – бесконечность: бесконечное пространство, бесконечная ночь, бесконечная любовь, бесконечное блаженство и т. д. И вот всё это ложь, пусть и отраднейшая. И все её обеты – от бега минутной стрелки на эмалевом циферблате до блеска звёзд на небе и песни ночного ветра – лживы. Почему? Мы ждём привычного ответа – потому что смерть неминуемо оборвёт и жизнь, и любовь, и блаженство, и со смертью кончится всё. Но ответ поэта лежит в другой плоскости и ставит перед нами новую загадку. В 3-й строфе стихотворения скрыта какая-то не вполне ясная мысль, которая требует истолкования. Оказывается, в каком-то ином, высшем измерении времени, где течение земного времени прекращается, имеется такая всеобъемлющая полнота, в которой и Бесконечность – только миг, «дробимый молнией мученья». Что же это за высшая объемлющая полнота бытия? Поэт оставляет этот вопрос без ответа, потому что ответ ему неизвестен. Хотя сам собой напрашивается привычный религиозный ответ: это полнота Божественного бытия, – поэт уклоняется от этого ответа. Тайна сия невыразима. Ясно лишь, что эта высшая объемлющая полнота находится за пределами человеческой жизни и нашего воображения.
Там, где воображение поэта бессильно останавливается перед тайной, воображение математика, вооружённое логическим мышлением, бесстрашно устремляется за пределы вообразимого. И здесь мы должны обратиться к теории трансфинитных множеств Кантора, обстоятельно изложенной в блестящей статье П. Флоренского (заметим, что это вообще было первое в России полное изложение теории Кантора) [2]. Первая проблема, которую подробно обсуждает Флоренский – глубокая и принципиальная разница между понятиями потенциальной бесконечности и актуальной бесконечности. Мы не можем здесь углубляться в изложение этой темы ввиду её специального характера. Достаточно будет сказать, что пример потенциальной бесконечности – бесконечное счётное множество всех натуральных чисел, в котором за любым числом имеется следующее, а пример актуальной бесконечности – бесконечное число точек окружности, данное как завершённое целое. Заслуга Кантора заключается в том, что он строго обосновал понятие актуальной бесконечности и показал, что существуют разные по мощности типы такой бесконечности. И здесь мы переходим ко 2-й проблеме – проблеме построения теории бесконечных множеств, возрастающих по типу своей мощности. Опять-таки, не входя в подробности, отметим, что бесконечное множество всех действительных чисел превосходит по мощности бесконечное множество всех натуральных чисел. Но, как показал Кантор, существуют ещё более мощные типы бесконечных множеств! Заслуга П. Флоренского состоит в том, что он не только дал подробное изложение теории трансфинитных множеств Кантора, но и показал связь этой теории с богословскими и философскими проблемами.
Конечно, мысль И. Анненского не залетала так высоко, да это ему было и не нужно. Он прав своей, человеческой и поэтической, правотой. И эта правота состоит в том, что для страдающего человеческого сердца любые умозрительные конструкции Бесконечности являются абсолютной ложью. Человек фатально обречён на конечное бытие в этом мире, а все поэтические грёзы о бесконечном есть мечты о невозможном. И то, что невозможно, то воистину Невозможно (см. его одноименное стихотворение 1907 г). На что священник Павел Флоренский ответил бы убеждённо: если мы верим в Бога и в бессмертие души, то невозможное возможно. Человек способен соединиться с Бесконечностью не только в умозрении, но и в жизни. И вот что он пишет: «Если мы ничто перед Абсолютным, то все же мы – нравственно однородны с Ним, мы можем постигать Его, но не прямо, а в символах; мы носим в себе трансфинитное, сверхконечное, мы – космос – не являемся чем-то конечным, прямо противоположным Божеству, мы – трансфинитны» ([2], с. 126).
И эти два разных ответа – поэта и богослова – по-прежнему актуальны для нас сегодня. Виртуальный диалог И. Анненского и П. Флоренского остался незавершён и вновь оживает для нас в их далёких голосах, взывая к нам.
Литература
1. Иннокентий Анненский. Стихотворения и трагедии. – Л., 1990.
2. Павел Флоренский. Соч. в 4 томах. Том 1. – М., 1994.