Гнедой мой – конь был хоть куда!
Сбегался весь колхоз
Смотреть, как вёз он без труда
Тяжелых брёвен воз.
Он с этим возом мог бежать,
И мог, наверно, он
На крепком тросе удержать
Наш старенький «Фордзон».
Он резво бегал под седлом
И в тройке коренным.
И любовалось всё село
Моим конем гнедым!
Когда-то я у кулака
Работал батраком
И при расчете взял Гнедка
Весёлым стригунком.
Он был норовист, хоть и мил,
До безрассудства смел.
Его я холил и кормил,
Как сам порой не ел.
Я часто спал в конюшне с ним,
Чтоб воры не свели.
Я грел его теплом своим,
Когда снега мели.
Он ласку знал моей руки,
Знал по шагам меня.
И мне пеняли старики:
«Избалуешь коня!»
А вырос он – красавец конь!
И стать, и бег, и пыл!
За мной – и в воду, и в огонь! –
Умней собаки был!
Бывало свистнешь на заре,
И он с лугов –стрелой!
Через плетень – и во дворе,
Как сокол удалой!
Танцует и копытом бьёт:
Поедем, мол, скорей!
И только сам не подает
Мне упряжи своей.
Мы с ним освоили вполне
Весь лошадиный труд.
Сойтись б с заказчиком в цене,
А мы уж тут, как тут.
Везти? –Везём! Пахать? – Ну что ж,
Пахать не маята.
Гнедой был и на это гож,
Всё делал без кнута.
И стал я на ноги вставать,
Всё, как само пошло.
Сватов приспело засылать
В соседнее село.
Я для сватов запряг Гнедка,
И рано по утру
Четыре белых рушника
Уселись в кошеву.
Два дружки, крёстный мой отец
И мой отец родной.
И заливался бубенец
От счастья под дугой.
Кто нам посмеет отказать,
Обидеть молодца?!
Ещё в округе поискать
Такого-то купца!
Гнедой летел во весь опор,
Стрелы быстрей, и вот –
Давно знакомый старый двор,
Хозяин у ворот.
Сваты вперёд, за ними я:
«Хозяин, исполать!»
А у окошка – вся семья,
Лишь Любы не видать.
Валит народ лупить глаза,
А мы себе идём,
Вступаем в горню, образам
Тройной поклон мы бьём.
Хозяин садит нас за стол,
Где праздничный пирог.
И тут, как водится, пошёл
Неторопливый торг.
Вступает крёстный мой отец
С родным моим отцом:
«У вас товар, у нас купец...» –
«Знакомы мы с купцом!»
Тот продавец давно уж знал,
В чём интерес купца:
Однажды он двоих застал
В обнимку у крыльца.
А был хозяин нравом крут,
Был пошуметь не прочь.
Схватил в сенях тяжёлый кнут,
Да не сробела дочь.
Меня прикрыла, как скала,
Собою от кнута.
Красою в мать, она была
Как батюшка крута.
«Люблю – и всё тут!» – говорит.
«Да он же голытьба!» –
И за ружьём своим бежит.
Была бы тут пальба!
Да Люба – двери на замок!
Он дверь чуть не разбил!
Потом остыл он и замолк,
Потом заговорил:
«А ну, Иван, коль ты не вор,
А ты не был вором,
Давай-ка сладим уговор
И всё решим добром!
Тебе тогда отдам я дочь,
Когда работой ты
Суметь бедность превозмочь,
Уйти от нищеты!
Я ни тебе, ни ей не враг.
Я сам был бедняком...»
Прошло пять лет, и вот – батрак –
Роднюсь я с кулаком!
Он смотрит пристально в глаза:
«Аль любишь?» – «Да, люблю!» –
«Неси-ка, мать, нам образа!
Теперь – благословлю!»
И вот Любовь ко мне идёт –
Вся, словно маков цвет,
И тесть её мне отдает:
«Любовь вам да совет!»
Теперь, когда прошли года,
Всё кажется мне сном.
Никто не ведал, что беда
Стоит уж под окном!
15 ноября 1999 г. — 7 июля 2000 г.
Картина художницы Татьяны Данчуровой