Критика критической критики - критика Собряцателя

Юрий Таранников
Выражение "критика критической критики" я позаимствовал из заглавия работы К. Маркса и Ф. Энгельса "Святое семейство, или критика критической критики".
------------------------------------------------------

В интернете вообще и на сайте Стихи.ру в частности можно встретить много начинающих критиков поэзии, прямо-таки излучающих уверенность в собственной миссионерской роли нести начинающим авторам свет поэтического знания. В то же время их критические статьи и комментарии содержат в себе много сомнительных или просто неверных утверждений, а потому на самом деле приносят не пользу, а большой вред. В качестве типичного примера подобной критической работы я решил детально разобрать критику Собряцателем (это пользовательское имя на Стихи.ру) стихотворения автора С. Фрейман "Звуки осени". Я нашел именно критический текст Собряцателя подходящим для разбора, поскольку он представляет собой почти совершенное сочетание больших критических амбиций и полной критической беспомощности.

Собственно критический текст Собряцателя по состоянию на 17 сентября 2014 г. я привожу после своей статьи, чтобы желающие могли с ним ознакомиться. Работа Собряцателя есть на его странице на Стихи.ру, но, понятное дело, может быть изменена или вообще удалена. Помещать текст Собряцателя перед моей статьей я счел неправильным из методических соображений. 

Отмечу, что моей задачей не является анализ стихотворения С. Фрейман "Звуки осени" и его оценка. Цель настоящей работы - критика критики Собряцателя. Иногда я все-таки оказываюсь вынужденным анализировать отдельные аспекты стихотворения "Звуки осени", но исключительно для того, чтобы показать неверность утверждений Собряцателя.
--------------------------------------------------------

Критик Собряцатель начинает разбор стихотворения с простукивания размера, обнаружения перехода анапеста в амфибрахий и указания на выпадающий слог в первой строке. Никаких выводов из этого, впрочем, не делается, только в отсылке к "академическому формату" слышится оттенок, что лучше бы отклонения от этого формата не было. Но "академии" на самом деле давно ушли далеко вперед, это только в учебниках стихосложения для школяров почти ничего нет, кроме пяти основных размеров. Давно опробованы и выпадающие слоги, и чередования размеров. Первая строка у автора представляет собой дольник (хотя "дольник" - не до конца определенное понятие, включающее в себя много разновидностей, не все аналитики уверены в корректности этого термина). Например, у Блока:

"Кто знает, где это было?
Куда упала Звезда?
Какие слова говорила,
Говорила ли ты тогда?"

Здесь мы видим, что в одних строках слог выпадает, причем в разных местах, в других - нет. Последняя строка начата как анапест (причем единственная на все стихотворение, ровна одна строка далее начата как дактиль) и имеет ту же схему ударений, что и первая строка у автора С. Фрейман). Так что сама по себе такая вариативность размера еще ничего о качестве стихотворения не говорит.

Чередование различных трехстопных размеров в одном стихотворении тоже хорошо известно. Часто такое чередование называют анакрусой (или анакрузой), но это не совсем точно, потому что буквально анакрусой называется дополнительный безударный слог в начале строки, а при чередовании слог может не только добавляться, но и выпадать. Поэтому сейчас это обычно называют просто полиметрией. Классические примеры есть у Лермонтова:

"Русалка плыла по реке голубой,
Озаряема полной луной;
И старалась она доплеснуть до луны
Серебристую пену волны."

Здесь начальный амфибрахий переходит в анапест, а потом все стихотворение эти размеры чередуются. Или

"О, поверь мне, холодное слово
Уста оскверняет твои,
Как листки у цветка молодого
Ядовитое жало змеи!"

Здесь стихотворение написано в основном анапестом, но во второй строке выпадает слог и получается амфибрахий. В дальнейшем тексте это происходит еще в одной строке.

А вот пример песенного текста Н. Добронравова:

"А ты улетающий в даль самолёт
 В сердце своём сбереги...
Под крылом самолёта о чём-то поёт
Зелёное море тайги."

Здесь в четырех строках встречаются и дактиль, и амфибрахий, и анапест. А если учесть, что в четных и нечетных строках разное число стоп, то получается, что вообще все строки написаны разным размером! Тем не менее, текст звучит очень гармонично, а ведь это еще и песня, где к качеству звучания повышенные требования. За счет чего это происходит? Недостаточно сложить стих как угодно, в чередовании размеров должна быть внутренняя мотивация, обеспечивающая легкость восприятия. Я нашел в чередовании размеров в этом припеве логику, связанную с пространственной удаленностью.

Итак, припев начинается с обращения к собеседнику, очному, заочному или воображаемому:

"А ты улетающий в даль самолёт".

Собеседник находится на каком-то расстоянии, даже если недалеко, то до него еще нужно дотянуться. Можно, считать, что на среднем расстоянии. Поэтому все начинается с нейтрального варианта - амфибрахия. Но для преодоления пусть и небольшого расстояния нужна частица "А". Ведь можно было бы сказать без этого: "ты улетающий в даль самолёт". Но в этом варианте "ты" был бы слишком близко, что пока внутренне немотивированно. Далее идет

"В сердце своём сбереги..."

Сердце - оно внутри, совсем близко. Даже если это сердце собеседника, то ведь до собеседника уже дотянулись в предыдущей строке. Так что расстояние маленькое и для его преодоления дополнительные слоги перед ударным не требуются вообще, поэтому дактиль.

"Под крылом самолёта о чём-то поёт"

Тут происходит внезапный рывок в небо, небо - оно очень-очень далеко,  поэтому нужно целых два слога, следовательно, анапест.
 
"Зелёное море тайги."
 
Море тайги - конечно, тоже большое, но по сравнению с небом, которое просто бескрайнее, это все-таки шаг назад, поэтому снова амфибрахий.

Чередование размеров в лермонтовской русалке можно в целом истолковать на противопоставлении внутреннего и внешнего. Дополнительный слог появляется, когда происходит пространственное расширение, либо когда усиливается внутреннее волнение. При переходе же внутрь с успокоением или просто при успокоении слог исчезает.

Рекомендую также литературоведческую статью:

 Корчагин К.М., Иванова Д.А. Об одном случае мотивированной полиметрии у Георгия Адамовича // Текст и подтекст: Поэтика эксплицитного и имплицитного. М.: Издательский центр «Азбуковник», 2011. С. 146—152.


Так что мы видим, что с полиметрией все может быть очень и очень тонко. Поэтому самого факта полиметрии заведомо недостаточно для каких-либо выводов, и критику следовало проанализировать, насколько эта полиметрия у автора мотивирована.

Собственно, в обсуждаемом стихотворении от гладкого амфибрахия отличается только первая строка. Поскольку первая строка только вводит в стихотворение, о сбое ритма говорить даже не вполне корректно, поскольку ритма-то пока никакого и нет. Обычный читатель, читатель "в чистом виде" может даже вообще ничего не почувствовать. Главное значение ритмического своеобразия первой строки представляется в том, что делается акцент на словах "Я" (дополнительный слог) и "осень" (перед этим словом ритмическая пауза). Эти акценты, выделяя ключевые слова, помогают лучше понять смысл стихотворения, мы обсудим это ниже. Пока же можно сказать, что автора можно упрекнуть скорее не в том, что у него "сбой" в первой строчке (сбоя в первой строчке быть в принципе не может, потому что еще нечего сбивать, кроме стереотипов критиков), а в том, что интересный ритмический задел первых строк перешел в дальнейшем в монотонный амфибрахий. Автор начал писать так, как он потенциально может, а потом вспомнил, как его учили.

Теперь про рифмы. Критик Собряцатель пишет:

""осень-спросит" хорошая, точная рифма, опробованная всеми, кто хоть раз пытался подобрать рифму к слову "осень", как говорится пользуйтесь на здоровье.
"листвы - воды" я бы уже не назвал хорошей рифмой, хотя она каким-то боком еще ассонансная.
орошая-догорая с трудом тянет на полноценную рифму, согласная играет большую роль в звуковом сопровождении гласной - шая - рая, т.е. она очень сильно не точная."

Здесь полная терминологическая путаница. Рифма "осень-спросит" - нормальная, но никак не точная. Точной по определению называется рифма, в которой в рифмующихся словах совпадают все звуки, начиная с ударного. В рифме "осень-спросит" концовки слов "нь" и "т" - разные. Тем не менее, рифма допустимая, потому что эти концовки очень приглушенные, а ударная буква и следующая за ней рифмуются очень отчетливо. Далее, ассонансной рифмой, как можно прочитать в любом поэтическом словаре, называется созвучие в словах гласных звуков при полном или частичном несовпадении согласных. Поэтому ассонансной рифмой является как раз не "листвы - воды", где никакие гласные звуки, кроме последнего "ы" не совпадают, а "орошая-догорая". Собственно, совпадения концовки "ая" уже достаточно, потому что совпадают все буквы, начиная с ударной, и ударная буква - не последняя, поэтому это уже рифма, хотя и бедная, причем она является точной, потому что "точная" - это совершенно строго определенный термин, а не оценочное суждение. Ассонанс с "о_о" делает эту рифму более-менее богатой. А вот в "листвы - воды" ассонанса нет. Как видно, критик Собряцатель дополнительным созвучиям согласным придает большее значение (только слово "ассонансная" употребил не к месту"); здесь из согласных совпадает только буква "в", но она стоит в совсем разных частях слов. Так что рифмуется только последняя буква "ы", и пара слов  "листвы - воды" сама по себе на рифму никак не тянет. Однако рифма не является самоцелью, а представляет из себя средство для придания стихотворению ритмичности и повторяемости. Приглядимся внимательно к рифмующимся строкам:

"И Запах той ЖелтоЙ листвы"
"Под Звуки ЖурчащеЙ воды"

В этих строках попарно встречаются на почти одних и тех же местах достаточно редкие согласные буквы "з", "ж", "й". Получается тройная параллельная аллитерация, которая и придает этим строкам требуемую повторяемость звучания. Так что этой тройной параллельной аллитерацией автор наработал на право применить почти не рифму "листвы - воды".

Далее критик Собряцатель пишет:

"Автор в фонтане увидит осень, и запах той желтой листвы... чего-то там сделает, эти действия отделены запятой, но она фактически не воспринимается и сразу читается, что автор увидит не только осень, но и запах, что сразу вызывает удивление, хотя есть такое явление когда у цвета есть запах, а у запаха звук, но вообще-то это отклонение. Желательно запятую заменить точкой."

Запятая - такой же знак препинания, как и точка. Более того, она по размеру крупнее, поэтому запятую сложнее просмотреть, чем точку. Поэтому странно, что критик Собряцатель не воспринимает запятую. Если бы автор не увидел вместе с осенью и запах, то знака препинания в этом месте по правилам пунктуации не должно было бы быть вообще. Запятая же в этом месте уместнее точки, потому что следующая строка неразрывно связана с предыдущей, о чем свидетельствует союз "и". К тому же, если есть возможность не начинать предложение словом "И", - лучше этой возможностью воспользоваться. Вообще же, действительно среди критиков в последнее время стало модно изощряться в неправильном понимании автора. Началось это, конечно, со случаев, когда непонимание было обоснованным, но постепенно это стало частью окололитературной игры и зачастую примеры такого непонимания доходят до маразма. Критики как будто даже с удовольствием примеряют на себя образ туповатого читателя, читающего по складам, и радуются, когда им удается эффектно изобразить из себя дауна. Начинающие критики смотрят на своих опытных коллег и берут эту методу на вооружение. Но предела глупости и непониманию нет. Если читатель не захочет понимать стих и отключит свои мозги (или включит их навыворот) - то он ничего не поймет. Восприятие стихов невозможно без стремления их воспринять. Правильное понимание стихотворения - это чудо нахождения буквально наощупь тончайших связей звуков, смыслов и чего-то вообще невыразимого. Установление такого невероятного контакта с читателем, стремящимся к сопричастности - это высшее чудо и вообще смысл поэзии. На этом фоне попытки избежать неправильного понимания специально придуривающимися критиками - явно не то, что должно отвлекать автора от высшей цели. Критикам же радоваться тому, что удалось что-то понять неправильно - совершенно глупо.

После разбора рифм критик Собряцатель провозглашает: "по форме собственно все, теперь к смыслу." И начинается "разбор смысла" по четверостишиям. Проходит он однотипно: критик Собряцатель пытается понять смысл написанного и ... не понимает его. Раз критик Собряцатель не видит общего смысла, то и все частности кажутся ему неуместными и нелепыми. Критик Собряцатель вспоминает, очевидно, опираясь на опыт некоторых из своих более маститых коллег, что в таких случаях над автором принято потешаться. И начинается ... потеха. На ней мы остановимся позже, а пока нужно попытаться понять, что все-таки хотел сказать автор. Главная цель нашего анализа - не критика автора, а критика критика, но в данный момент для этого просто необходимо разобраться, что же хотел сказать автор в стихотворении.

До сих пор я упоминал автора в мужском роде, просто потому что слово "автор" мужского рода и его пол был пока неважен, хотя заявленное имя и фотография указывают на женщину. Но теперь, когда мы переходим к анализу текста, надо определиться с половой принадлежностью героев. Любопытно, что в тексте стихотворения нет ни одного слова, по которому ее можно было бы определить. Будем все-таки предполагать наиболее естественный вариант: что автор - женщина, которую мы внутри текста стихотворения для отличия от собственно автора будем называть лирической героиней, а лирический герой - мужчина, хотя в тексте упоминается Питер, а с известными представителями питерской культуры не все так просто ("Ночные снайперы" и пр.) Впрочем, эти нюансы мало на что влияют (даже хорошо, что текст стихотворения приобретает определенный универсализм), и я буду придерживаться традиционного варианта исключительно для собственного удобства.

Итак,

 "Я в фонтане увижу осень,
И запах той желтой листвы
Тебя обо мне робко спросит,
Под звуки журчащей воды."

Кстати, автор, получив рецензию от критика Собряцателя, судя по всему, удалил эту рецензию, но первую строчку все-таки заменил на

"В фонтане увижу я осень",

хотя, я думаю, зря. Получился гладкий амфибрахий, но оборотной стороной гладкости является монотонность. Звукопись была принесена в жертву гладкописи, а смысловые акценты потеряны. В первоначальном варианте первой строки

 "Я в фонтане увижу осень"

выделяются вводное "Я" (за счет дополнительного слога) и пауза перед "осень". Поэтому резонно предположить, что автор считал эти слова "Я" и "осень" очень важными и требующими выделения (возможно, на интуитивном уровне). Об этом чуть позже, а сейчас главный вопрос для понимания первой строфы: 

"Тебя обо мне робко спросит".

Все-таки, лирический герой, скрывающийся под "ты", он находится рядом с лирической героиней или далеко? У критика Собряцателя понимания этого так до конца и не появилось. Но как взгляд лирической героини на фонтан может вызвать какой-то вопрос у героя, если герой далеко? Чтобы такое случилось, надо привлекать для объяснения нечто вроде телепатии. Пробежав оставшуюся часть стихотворения, мы не находим этому каких-то подтверждений. Поэтому, чтобы не плодить лишних сущностей, предположим, что герой рядом с лирической героиней. Теперь вспомним, что автор "неправильной" первой строкой выделил слова "Я" и "осень". Поэтому естественно предположить важность именно этих слов, а именно, что осень в фонтане увидит (причем достаточно неожиданно для себя) только лирическая героиня, а лирический герой - пока нет. Поскольку реальную осень, тем более при наличии желтой листвы, не увидеть сложно, становится понятно, что "осень" имеет не только прямой, но и аллегорический смысл. Пробежав оставшийся текст стихотворения, логично предположить, что под "осенью" понимается также охлаждение отношений героев. Лирический герой в тот момент это охлаждение чувствует еще не конца, но странный взгляд лирической героини начнет вызывать вопросы и заставлять задуматься и его.  Есть ли "фонтан" на самом деле или это лишь символ - не так важно. Возможно, что и символ.

"Я землю слезой орошая,
Конечно же вспомню о нас,
И в сердце моем догорая,
Все теплится пепел тех глаз."

Итак, лирическая героиня, почувствовав охлаждение отношений, приходит в плохое настроение. Выражено это, конечно, экспрессивно, что, впрочем, можно отнести на стиль, стили разные бывают. Вспомним у Брюсова:

"И до утра я проблуждал в тумане
 По жуткой чаще, по чужим тропам,
Дыша, в бреду, огнем вопинсоманий."

Здесь "вопинсоманий" - это анаграмма от "воспоминаний", т. е. почти "воспоминаний", но чуть-чуть по-другому. Позже, остепенившись, Брюсов попытался откреститься от использования слова "вопинсоманий", сваливая все на ошибку наборщика. Однако представляется невероятным, чтобы наборщик смог сам сложить слово "вопинсоманий", идеально соответствующее духу этого брюсовского фрагмента. Тем не менее, даже вариант с "воспоминаний" звучит достаточно экспрессивно.

Впрочем, и над Брюсовым сейчас принято смеяться в определенных кругах. Однако здесь важно понимать, что мы имеем дело не с реалистической зарисовкой, а фактически с аллегорией. Поэтому "орошение земли слезами", которое в реалистической зарисовке смотрелось бы чрезмерной манерностью, для аллегории вполне нормально, аллегория как раз должна быть гротескной и доходчивой, а учитывая, что критик Собряцатель все равно не понял, о чем идет речь, такую доходчивость чрезмерной никак нельзя назвать.

"Конечно же вспомню о нас"

Вопрос: зачем вспоминать, если герои пока и так рядом? Рядом, да не совсем, охлаждение отношений уже началось, уже идут два параллельных сюжета: они (герои) еще рядом, но уже порознь. И "вспомню о НАС" - это воспоминание не о них теперешних, а о них какими они когда-то были. Критик Собряцатель дальше напишет: зачем в стихотворении так много личных местоимений? Это лишнее, если и так понятно, к чему они относятся. Но мы уже видим, что критик Собряцатель ничего не понял, а, более того, имеют место раздвоения героев как по отношениям друг к другу, так и временные. Поэтому личные местоимения получают тонкие подоттенки. Так же  и пепел глаз в сердце - относится к глазам того героя, который был раньше. В слезах и догорании нет никакого противоречия. Слезы из одних глаз и сейчас, в сердце догорают другие глаза, причем догорают постепенно, поскольку и охлаждение отношений идет постепенно и давно.

"Но скоро и первая стужа,
И вязкий туман по утрам,
И Питера грязные лужи,
Дадут фору нашим ногам."

Осень перейдет в позднюю стадию, и охлаждение отношений продолжится. Критик Собряцатель писал, что каждое четверостишие само по себе. Да нет, развитие событий логично, последовательно и неумолимо. Что же это за "фора ногам"? - безуспешно пытается понять критик Собряцатель. В свете вышесказанного разгадка достаточно прозрачна: герои могли бы разойтись при помощи ног (и не только - игра омонимов "разойтись"-"разойтись"), но не делают этого. Тем не менее, надвигающиеся холода и время сделают все за них (дадут фору ногам).

"И в дождь, сапоги надевая,
Тебя не окажется вдруг,
Души моей плоть раздирая,
Услышишь ты мой сердца стук."

Кульминация. Полный внутренний разрыв. Герой рядом с автором (поскольку он может услышать сердца стук) и одновременно его нет. 

"Души моей плоть раздирая" - опять-таки экспрессивно, но банальным это назвать нельзя, потому что по определению - банально то, что совершенно очевидно, а, как мы видим, критик Собряцатель ничего в тексте автора не понял.

Заметим, что критик Собряцатель, сделав много замечаний не по существу, пропустил возможность прицепиться к действительно спорному месту, что наверняка бы не упустили более опытные критики. В строках

"И в дождь, сапоги надевая,
Тебя не окажется вдруг"

деепричастный оборот "сапоги надевая" не относится явным образом к каким-то подлежащему и сказуемому. Спорные места, связанные с применением деепричастий и деепричастных оборотов встречаются и в текстах известных поэтов. Так, критики регулярно предъявляют претензии Гумилеву за деепричастный оборот в его "Жирафе":

"Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв".

Дескать, деепричастный оборот "колени обняв" относится, конечно, к подлежащему "руки", а вот сказуемого никакого нет, поэтому применение этого деепричастного оборота грамматически неправильно. Но сказуемое фактически есть, только оно опущено - это сказуемое "есть", "являться" - "руки есть особенно тонки", "руки являются особенно тонкими". Критики скажут, что деепричастие и деепричастный оборот должны быть дополнением к действию, а в глаголе "быть", "являться", да еще и опущенном, действия-то никакого и нет, оно эфемерно. А вот это как посмотреть. Иногда отсутствие действия производит гораздо больший эффект, чем само действие. В фильмах ужасов часто наибольший страх вызывают не огромные монстры, а небольшое бездвижное существо или вообще субстанция. К монстру через какое-то время привыкаешь и от него представляешь, что ожидать, а чего ожидать от того, что бездвижно, вообще непонятно. Один из самых страшных персонажей, которых я помню - парализованный из австралийского фильма ужасов "Патрик" (1978) и пары его ремейков; в силу бездвижности все внутренние ресурсы его организма ушли на развитие психо-кинетической энергии, что эта энергия сотворит в следующий момент - предсказать невозможно, и это действительно ужасно. То же и у Гумилева - казалось бы, бездвижные руки несут в себе столько энергетической выразительности, что добавление деепричастного оборота не только оправдано, но и является составной частью создаваемого художественного эффекта.

У автора, однако, в обсуждаемом стихотворении отклонение от нормы намного сильнее, чем у Гумилева.

"И в дождь, сапоги надевая,
Тебя не окажется вдруг,
Души моей плоть раздирая,
Услышишь ты мой сердца стук."

Попробуем разобраться, к чему относится "сапоги надевая". Грамматическую правильность можно притянуть, если сделать "надевая" и "раздирая" однородными членами предложения, относящимися к "Услышишь ты", но тогда "Тебя не окажется вдруг" придется признать поясняющим оборотом, что нас не может удовлетворить, поскольку эта строчка явно играет ключевую роль в заключительном четверостишии по масштабу содержащегося в ней откровения. Стало быть, деепричастный оборот "сапоги надевая" относится к "Тебя не окажется вдруг". Можно обсуждать, является ли часть предложения "Тебя не окажется вдруг" безличной или же страдательной, но в любом случае присовокупление к ней деепричастного оборота "сапоги надевая" выглядит странным и за грамматически правильное сойти никак не может. Но вспомним, о чем собственно идет речь в этом фрагменте. Главный герой есть и в то же время его нет - это разве нормально и правильно? И в тексте автора деепричастный оборот есть, а того, кто должен был играть роль подлежащего для этого оборота, - нет. Своего рода улыбка без кота. Таким образом, грамматическая неправильность построения предложения фактически выступает в роли художественного средства, подчеркивающего неправильность, парадоксальность, абсурдность изображаемой в концовке стихотворения ситуации. Как отмечал языковед академик Л. В. Щерба, именно существование языковой нормы подчеркивает "всю прелесть обоснованных отступлений от нее." Споры могут вестись только относительно степени обоснованности. Применение такого сильнодействующего средства - это, конечно, ответственное решение, и автор должен понимать, что за это критики могут съесть его с потрохами. С другой стороны, написание серого, приглаженного, прилизанного стихотворения, по большому счету, вообще не имеет никакого смысла. Подлинной же задачей критиков является улавливание знаков (возможно, зашифрованных или проявляющихся в вариации языковой нормы), которые подает автор читателю, их интерпретация и анализ, а не проверка текста на соответствие собственным заморочкам.

Однако мы отвлеклись от главного персонажа нашего повествования - критика Собряцателя, он-то про неправильность употребления деепричастного оборота вообще ничего не написал...

Критик Собряцатель пишет: ""Услышишь ты мой сердца стук" - изменять обычную речь, для того чтоб втиснуть ее в стихотворную форму не стоит, это сразу бросается в глаза и выглядит не очень привлекательно, так не говорят и в стихах тем более не стоит."

"Услышишь ты мой сердца стук" - это совершенно нормальная русская речь, использующая инверсии. Про то, что "так не говорят" также неверно, так говорят везде. Советую заглянуть в текстовую онлайн-трансляцию футбольного матча на каком-нибудь спортивном сайте. Большинство предложений комментаторов в таких трансляциях - это многоэтажные навороты инверсий. Инверсии вообще свойственны русскому языку (в отличие, кстати, от многих иностранных языков). Сам я люблю повторять, что дурное дело инверсией не назвали бы. В любом литературном словаре написано про инверсию как художественный прием, придающий текстам выразительность, позволяющий сделать акцент на ключевых словах. Действительно, построим фразу "канонически": "Ты услышишь мой стук сердца" или "Ты услышишь стук моего сердца". Какие эмоции вызывают эти фразы? Да практически никаких. Фраза же "Услышишь ты мой сердца стук" за счет инверсий неровная и передает ритм неровного сердцебиения, выполняя тем самым функции звукописи. Но звукопись, конечно, появляется в ущерб гладкописи. К сожалению, в среде современных критиков, особенно в интернете, инверсия подвергается настоящей травле. Не в силах совсем вымарать инверсию из литературных учебников, современные критики-гладкописцы, однако, требуют от авторов буквально оправданий каждому ее применению, ну а подкопаться, понятно, можно ко всему. Причины такой современной моды требуют разъяснений в отдельных работах. Пока же заметим, что определенную роль играет то, что в русскоязычной интернет-поэзии велика доля соотечественников, живущих за рубежом, которые уже прониклись своими новыми языками, более строгими к применению инверсий, и вольно или невольно применяют правила своих новых языков к русскому языку. Также играет роль, что претензии к применению инверсий по форме очень просты и легко воспринимаются начинающими критиками, быстро берущими в свой критический лексикон все, что услышали от других. Судя по всему, не избежал такого влияния и критик Собряцатель. 

Многие современные поэты, махнув рукой, назовут обсуждаемый стих графоманским. Почему? В первую очередь за выражения "Я землю слезой орошая", Все теплится пепел тех глаз", "Души моей плоть раздирая". Подобного рода выражения принято считать графоманскими - и все тут. Однако это стихотворение - не графоманское, оно просто содержит строчки, внешне похожие на графоманские. Тут сказывается ставшая привычкой установка рассматривать каждую фразу саму по себе, вне зависимости от контекста и жанра. Кроме того, в значительной части современных стихотворений последовательное проведение навыка "не подставляться" является их главным "достоинством". Поэтому если кто-то демонстративно избегает правила "не подставляться", многие современные авторы чисто психологически не могут принять такого смельчака в свой круг, как бы рассуждая: "если он пишет похоже на графомана и будет равным мне, то и про меня могут подумать, что я графоман". Я уже упоминал выше, в реалистической зарисовке подобные экспрессивные фразы действительно смотрятся слишком резкими и неумелыми, тут требуются более тонкие мазки. Но в данном стихотворении мы имеем дело с символически-аллегорическим жанром, а к нему надо применять другие правила.

"Всходит месяц обнаженный
 При лазоревой луне".

"Обнаженному  месяцу всходить при  лазоревой луне не только неприлично, но и вовсе невозможно, так как месяц и луна суть только два названия для одного и того же предмета", - написал в критической статье Владимир Соловьев, прочитав эти строки Брюсова. Как видим, ничто не ново (под луной). Однако некоторые современные критики умудряются делать вид, будто обнаженного месяца при лазоревой луне в русской поэзии не было.

Вспомним также, что даже будучи столь резко-экспрессивными, фразы автора не помогли критику Собряцателю правильно понять смысл стихотворения. Поэтому, будь эти фразы тонко-замысловатыми, шансов на понимание у критика Собряцателя не было бы вообще. У современных читателей и критиков в значительной части утрачено умение разгадывать символы. Заметим также, что эти фразы экспрессивны, но они последовательны в своей экспрессивности, лексическая и образная однородность выдержаны на протяжении всего стихотворения, развитие метафорического сюжета логично и последовательно (хотя критик Собряцатель этого не заметил).

Заключительные рассуждения критика Собряцателя о пути начинающих авторов - это просто калька с аналогичных текстов других критиков. К обсуждаемому тексту эти рассуждения отношения не имеют, поскольку, как мы видели, выводы Собряцателя основаны на неверных утверждениях, а потому и сами неверны.

У значительной части начинающих сетевых критиков сквозь их советы проглядывает чуть ли не ощущение собственного мессианства: как же, стихи пишут почти все, а критиков очень мало; если не мы, то кто же будет нести начинающим авторам свет знания, кто будет указывать на их ошибки? Однако на деле вреда от их деятельности намного больше, чем пользы. Большая часть их критических высказываний имеет короткую тезисную форму и является трансляцией (повторением или переформулировкой) утверждений, которые они перед этим прочитали у других критиков, иногда таких же начинающих, как и они сами. (Есть, конечно, и те, кто целенаправленно вбрасывают критические тезисы определенного рода, чтобы направить развитие поэтического процесса в нужную им сторону, но это тема для отдельного исследования.) В результате в сетевой критике циркулирует большое число крайне сомнительных или просто неверных тезисов и представлений о поэзии и поэтической технике - попросту говоря, предрассудков и заморочек. Лучше будет, если начинающий автор вообще не узнает о каких-то поэтических правилах, чем он узнает о них в искаженном или неверном виде, потому что в этом случае голова забивается мусором, вытряхнуть который из нее будет крайне непросто. Более того, в поэзии почти нет чего-то однозначного, все поэтические правила и приемы служат лишь средством для достижения высшей цели, поэтому начинающему автору лучше сразу ощутить условность правил и относиться к ним творчески, тонко и осторожно. Среди начинающих критиков и начинающих учителей расхож тезис: автор сначала должен освоить базовую технику, а ко всем тонкостям обращаться, уже став мастерам. Тезис этот крайне спорен, особенно если учесть, что в базовую технику начинающие критики включают набор вредных предрассудков, сковывающих поэтическое дыхание, и научиться вновь дышать свободно (что многим авторам дано от природы) потом будет очень непросто.      

Сказать, что от критической деятельности Собряцателя нет никакой пользы, было бы недостаточно. В его критическом тексте мы видим незнание поэтической терминологии (неправильное употребление терминов "точная рифма, "ассонансная рифма"); почерпнутые у других критиков предрассудки: негативное отношение к ритмическим вариациям и инверсиям; привычку хохмить над экспрессивными выражениями без анализа контекстных и жанровых особенностей; неумение разгадывать символы, проникать в смысл стихотворения и многие другие недостатки.
----------------------------------------------------------
конец статьи


Текст Собряцателя "Ушат ледяной воды или нужна ли критика" по состоянию на 17 сентября (для справочных целей)
http://www.stihi.ru/2014/09/17/3911
=======================================================
«Звуки осени» (София Фрейман)

http://www.stihi.ru/2014/09/15/4026

Я в фонтане увижу осень,
И запах той желтой листвы
Тебя обо мне робко спросит,
Под звуки журчащей воды.

Я землю слезой орошая,
Конечно же вспомню о нас,
И в сердце моем догорая,
Все теплится пепел тех глаз.

Но скоро и первая стужа,
И вязкий туман по утрам,
И Питера грязные лужи,
Дадут фору нашим ногам.

И в дождь, сапоги надевая,
Тебя не окажется вдруг,
Души моей плоть раздирая,
Услышишь ты мой сердца стук.

Автор хочет анализ текста, их есть у меня.

Приступим или даже преступим, потому как любой критик - преступник.
Учтите тонкий нюанс - автор пишет что-то свое, подразумевая либо что-то конкретное, либо отвлеченное. Остальные видят в этом то, что могут увидеть в силу образования, воспитания и прочих наслоений культуры или ее отсутствия. Поэтому все что я скажу исключительно субъективно и после прочтения следует сжечь.

Пару слов о форме:

Я в фонтАне увИжу Осень,
И зАпах той жЕлтой листвЫ
ТебЯ обо мнЕ робко спрОсит,
Под звУки журчАщей водЫ.

Первая строчка начинается трехстопным анапестом и сбивается на "Осени" в сторону, потому, как слог выпал, в чистом академическом виде должно бы быть, к примеру
Я в фонтАне увИжу не Осень,
на этом анапест прекращается и в следующих трех строчках уже уверенный в себе трехстопный амфибрахий, который собственно далее имеет место быть везде.
Рифма, чередующаяся - женская и мужская.
"осень-спросит" хорошая, точная рифма, опробованная всеми, кто хоть раз пытался подобрать рифму к слову "осень", как говорится пользуйтесь на здоровье.
"листвы - воды" я бы уже не назвал хорошей рифмой, хотя она каким-то боком еще ассонансная.
орошая-догорая с трудом тянет на полноценную рифму, согласная играет большую роль в звуковом сопровождении гласной - шая - рая, т.е. она очень сильно не точная.
нас-глаз - хорошая рифма, лужи - стужи - там же, а вот утрам-ногам уже не то. Звучное "р" отличается от "г", поэтому лучше к "утрам" подбирать какой-нибудь "кран" или "украл".
По форме собственно все, теперь к смыслу.
"Я в фонтане увижу осень,
И запах той желтой листвы
Тебя обо мне робко спросит,
Под звуки журчащей воды."
Автор в фонтане увидит осень, и запах той желтой листвы... чего-то там сделает, эти действия отделены запятой, но она фактически не воспринимается и сразу читается, что автор увидит не только осень, но и запах, что сразу вызывает удивление, хотя есть такое явление когда у цвета есть запах, а у запаха звук, но вообще-то это отклонение. Желательно запятую заменить точкой. Либо избавиться от "и" который нарушает стройное течение мысли и ее журчание, кроме того, если уж он чего-то там спрашивает о лир.героине, то собственно где вопрос? О чем, так сказать, речь?
Между катренами (четверостишиями) должна быть неразрывная связь по смыслу.
Тут почти у всех отдельная песня сама по себе, кроме двух последних коих связывают ноги и сапоги.
"Я землю слезой орошая,
Конечно же вспомню о нас,
И в сердце моем догорая,
Все теплится пепел тех глаз."
Орошать слезой землю это чувственно и я бы сказал духовно и оплодотворено. Просто поплакать не получается, поэтому действие слезных желез приобретает сакральный смысл. Но по-идее, все как раз должно быть наоборот. 1- воспоминание - оно - 2 вызывает слезы. А то получается, расплакалась на ровном месте, и вдруг чего-то там такое вспомнила про "нас".
В сердцах много чего догорает, но вот "пепел тех глаз" это что-то новенькое, где можно критику погреть руки, взгляд может сжечь сердце скорее, чем глаза догорят в нем же, видимо это попытка оксюморона, на мой взгляд - неудачная.
Почему после пепла сразу следуют лужи не очень ясно, но видимо это такое противопожарное действие, потушить пепел.

"Но скоро и первая стужа,
И вязкий туман по утрам,
И Питера грязные лужи,
Дадут фору нашим ногам. "

Какую фору могут дать грязные лужи ногам? глубину? ширину? звучит оригинально, но нигде не раскрывается, о чем собственно автор пытается сказать прохожим и предупредить.

"И в дождь, сапоги надевая,
Тебя не окажется вдруг,
Души моей плоть раздирая,
Услышишь ты мой сердца стук."

Очень интересное явление, слово "вдруг" подразумевает неожиданность, а все предыдущее повествование о осени и ее журчащих вопросах подготовило читателя к отсутствию лир.героя, так почему же вдруг?
А далее начинается чистое фэнтэзи, "душераздирающие звуки сердца" это срочно надо патентовать. А "плоть души" точно новое слово в материализме, теологи орошают рясы или ряхи слезами.
Еще один маленький штрих к портрету, стихотворение перегружено личными местоимениями, если можно и без указания определить принадлежность того или иного чувства или предмета, то местоимение для этого лишнее.
"Услышишь ты мой сердца стук" - изменять обычную речь, для того чтоб втиснуть ее в стихотворную форму не стоит, это сразу бросается в глаза и выглядит не очень привлекательно, так не говорят и в стихах тем более не стоит. Рамки стихосложения создают определенные трудности, но преодоление их заставляет мыслить неординарно, и в некоторых случаях принуждает автора проявлять те способности, которые можно назвать талантом, не востребованным в обычных условиях.
Критик понимает, что автор испытывает восторг от того, что начал писать стихи, поэту, так сказать, слова покоряются и перед ним склоняют голову предлоги, это хорошо и приятно, но следует учесть, что сложно объективно оценить свои творения, а критика может весьма болезненно пройтись по обостренному чувству поэтического величия, просто не стоит забывать, что лучшее - враг хорошего и что нет предела совершенству. Ребенок, когда делает первые шаги совсем в них не уверен, но по сравнению с ползать или лежать это совсем другой уровень. И со временем он будет не только ходить, но и бегать. Автор в начале пути, который называется гордо - графомания, а стоит ли по нему идти в поэты это ему решать.
17.09.2014 11:26
Конец текста Собряцателя "Ушат ледяной воды или нужна ли критика" по состоянию на 17 сентября (для справочных целей)
http://www.stihi.ru/2014/09/17/3911