Я тебя люблю, а ты кричишь!

Игорь Наровлянский
   Окна все настежь в округе.
Такая же была жарища  в ту пору!

Но  пёстрый залётный предпочёл влететь именно в то, которое шире других.
Анна подставила ладошку под его веточки-коготки и поглаживая  любителя приключений, ласково протянула:               

– И  кто это у нас сегодня в гостях?               
– Фра-а-нтик, – не стал скрывать имени незнакомец.               
Анна приподняла бровь и настежь распахнула  оконные створки.
Юношу, названного так эпатажно, наверняка пожелают найти.               
Но птичка проигнорировала неприкрытый намёк.
Визитёр соскочил с подоконника и, шустро передвигаясь зигзагом, заглядывал по углам и щелям, задаваясь неизменным вопросом:               
– Где Глеб?               
Так и не врубившись, отчего это ему не спешат отвечать, гость выпорхнул в спальню и, устроившись там на  полке с бумагами, отключился на время.

Казалось, так он  вживается  в новые для себя обстоятельства.
 
Ближе к вечеру в дом начали шумно стекаться жильцы и птичка полетела в народ.
Пришелец игриво кружил над входящими и, не дожидаясь вопросов, всякому сообщал своё имя.

Оживление в доме стояло такое, что и календарному красному дню  могло дать великую фору.

Но, то ли Франтику быстро надоела шумная бестолковость застолья, то ли  предательское угасание внимания к нему угнетало, но он, не прощаясь, выпорхнул в свою с комнату с полками в потолок и чьей-то безмерной постелью.                  
А потом дружно защёлкали выключатели и народ  разошёлся кто по комнатам, кто - к выходу-входу.

У Франтика же пробудились иные желания.
С ними он и спланировал с полочной верхотуры во тьму, и примостился у Аниного изголовья.

Фёдор, справедливо считавший, что лишь ему дано право моститься у изголовья супруги,  приподнялся  на локте и уставился на птичку с вопросом.               
– Ты Глеб? – взъерошился новоявленный любимец семьи и, не дожидаясь ответа, сердито  распорядился, – спи!   

Затем он запрыгнул в воздушность причёски, разбросанной гнездышком по подушке, и ворчливо потребовал :               

– Хочу сказку!               
– Какую? – озадачилась сонная женщина.               
– Курочку Рябушку хочу! – выпалил своё страстное пожелание "пришелец".               

Анна что-то лепетала бессвязно.
Фёдор бессовестно хохотал.
Франтик корректно поглядывал на обоих.
И всё же коротко для себя подытожил:               

"Не то!"  И, не дослушав, улетел ночевать.               
Анна совершенно напрасно посчитала этот эпизод рядовым.

Когда через несколько дней  она попыталась не услышать очередных пожеланий, Франтик решился на штурм:               

–Тебе ясно?! Сказку хочу!!               
Недели не прошло, как Анна сумела, особо не напрягаясь, освежить в  своей памяти «Колобка», «Трёх медведей»  и «Гномов».
А  полюбившуюся «Цокотуху» они вообще исполняли дуэтом.

Но стоило хозяйке, рассказывая  что-либо, отвлечься, как Франтик запрыгивал к ней на плечо и вопрошал, озадаченный паузой:               
- Что дальше?               

Когда Анна по разным причинам отказывала своему любимцу в общении, он убирался в свою «потолочную высь» и, словно обиженное дитя, печально оттуда вздыхал:               
– Скучно, страшно скучно…               

Однажды, проголодавшись, он потряс женщину  многосложностью просьбы:               
– Мамочка, я кушать хочу, поджарь мне картошечку.               
Анна, занятая в тот момент генеральной уборкой, отбоярилась от птички в сердцах:               
– Далась тебе эта картошечка…               
Франтик, серьёзно обидевшись, выдержал театральную паузу и выдал своей потрясённой подруге:               
– Я тебя люблю, а ты кричишь!?..               
Затем он счастливо поёживался , пока  женщина, вымаливая прощение, бормотала несвязное, и поглаживала его виновато и нежно.               

Отныне с  птичкой  в доме беседовали только в повествовательных интонациях.               
А  вскоре разбитной попугай начал всем «строить страданья» - вздыхать, напевать услышанные им в доме романсы.
Понятливые хозяева раздобыли любезному страдальцу невесту.

«Девушка» появилась в доме в огромной, комфортной клетке, и Франтик решительно покинул счастливо освоенное им «поднебесье».

С уборкой вокруг стало значительно проще.

Да и наш герой, обхаживая красотку  Лолиту, блестел глазками и о расширении жилплощади не помышлял.

Но Лолита – та ещё оказалась цаца.
Ухаживания гения она отвергала. Недобро шипела на нашего умничку и даже норовила клюнуть исподтишка.

Франтик постепенно сникал, забившись в угол, перестал петь и даже здороваться с хозяевами.

А однажды произнёс  пожелание, так несвойственное  его весёлому нраву:               
–  Уберите эту зар-разу?!..               
Повинуясь этому негласному сговору, Аннушка, едва пробудившись однажды, принесла в клетку корм для обоих питомцев.

И тот час же приоткрыла окно.

Лолита выпорхнула в него, словно ракета из пусковой установки.

Выскочил на подоконник и Франтик.

Раннее солнышко из небесной колыбели своей одаряло его  июльской улыбкой.

Франтик вытянулся  навстречу ему напряжённой струной и  выдал  хрипловатым  фальцетом:

               
– Ну, теперь  хор-рош-шшо!!