Про вещие сны много сказок есть. Что ни книжка, то своё приторочено. Вот и мне припомнилась.
………………………
В какие-то времена это делалось и не скажет никто. Только проживала на Руси вдовица одна. Супруг-то её извозом занимался, да в несчастную зиму не вернулся. Молва по-всякому перекатывала. Може зверь лютой, либо мороз крутой, только остались Анастасия с сынишком Иваном вдвоём. Поднимала да воспитывала мать паренька.
Трудами-любовью в люди выводила. Своего-то хозяйства – огород да коза. Ивашко и ходил с людьми. Летом с печником да плотником, в зиму с кузнецом да шорником. В страдную пору всегда на людях. Так и прозванье дали Ивашко Помочь. Анастасия тоже в народе своё признанье имела. В травах толк знала, скотину понимала. Так и велось у них. Они к людям с улыбкой, а те – кто серп, кто холстинку, кто мёду крынку.
В одну-то ночь и приключился сон Ивану. Голос девичий: «Никому сна не сказывай!» На другую ночь тоже: «Никому сна не сказывай!» Только ещё как тень мелькнула. На третью ночь девица привиделась и говорит: «Матери про сны скажи, а самих снов не сказывай!».
Думал Иван, думал. Как это? Про сон сказать, а сна не сказывать. Он и говорит Анастасии,
- Мне сны видятся три ночи уже.
Мать и расспрашивать не стала, только сказала,
- Знать, пора в путь тебе отправляться. Ты в сены ныне ложись, а я в дому тебе дорожный порядок приготовлю.
Пошла она, травки какой сорвала, веточки рябиновые сломила, в печи сожгла, да в ладанку ссыпала, и три капельки крови из мизинного пальца уронила. Онучи из холстины выкроила, на которой сон причтелся сыну.
Утром будит Ивана до свету.
- Пора. Иди вперёд, куда ноги пойдут. В онучах сон твой дорогу укажет. Голода не бойся, люди кругом. Как ты им, так и они к тебе. А сомнения придут, носом в ладанку ткнись, там зола из родной печи, она подскажет. А уж коли совсем крутенько будет, скажи: «Не выдай, родная кровь!» Всё и сделается.
Поклонился он матери. Благословение получил. Путь перед Иваном и раскрылся.
Идёт он мимо рек и озёр, по лесам и лугам. Через овраги перескакивает, в сёлах людям пособляет.
Как-то раз дорога средь поля вилась, развилок виднелся, а перед росстанью серь дорожная куром вьётся, столбом подымается. Что за диво? Задумки Ваню взяли. Сунул нос в ладанку и расчихался. С чихом и догадка пришла – мужики средь шляха свару учинили.
Иван криком гвалт пересиляет:
- Эй, другие дорожные, дайте места путнику для прохода! Не обойти побоища вашего! Не посевы же из-за вас топтать!
Побросали тумаки-драчишки мужички, на Ивана уставились,
А вид у них с приметами – один без глаза, другой без уха.
- Кто таков?
- Я - Ивашко Помочь, дорожный человек. А вы кто?
- Братовья, - безглазый отвечает. – Я Зорко, а он Слышко.
- А что же вы не поделили?
- Пути не можем разобрать. Одному одесную желательно, второму по другой дороге.
- Так и шли бы кому куда каждому.
- Для того имение делить надо. А делить не хотим.
- А велико ли имение?
- Ой, велико. Сермяга да котёл.
- Ну и богатство!
- Не скажи. Из того котла сколь хошь человек зараз накормить можно, и никто голодным не останется. Сермяга любую ватагу от непогоды укроет; будь то мороз, мокрять либо буря. Ежели сермягу в котёл положить, под ней в раз дневное жалование появится на всех кто побочь, а спросить, так на любое время выделится. Когда котёл в сермягу завернёшь, в любое место попасть можно.
- Эх, вот бы мне такую да на время.
- Что, Слышко, поможем парню?
- От чего не помочь. Только сперва на какое постояльство определимся, пока Ивашко дело правит.
Завернули котёл в сермягу, и в миг на каком-то гостином дворе очутились. Сермягу в котёл сложили, содержание на три дня выспросили. Ужинать сели.
- Только ты, Иван, постарайся к этому времени возвернуться.
- А что вы, братья, с меня залога не спросили?
- А мы и так знаем. Нет вранья в тебе. Дар у нас. Я, вот, правду чую, а брат, Зорко, добро видит. Раньше-от и лжу мог слышать, а брат зло видеть. Только тиун один не стерпел такого, брата глаза лишил, а меня уха. Ступай себе, правь дела. Мы ждать будем.
- Только вот куда мне? Пеши-то мне ноги путь казали, а с котлом и не разберу в какую сторону.
Вспомнил про ладанку. Носом в неё, чих из него, а думка в башку.
- Вот! Догадался. Я старухе в тёмный бор слетаю. Бают, мудра и всё обскажет.
- Лих ты, однако. Строга, говорят. Чуть не по ней и голову на кол насадить может. Не спужаешься?
- Двум судьбам не бывать, а одной не миновать. Что на роду, то и на дороге.
Слова долги, дело быстро. Котёл в сермягу, и в миг на старухином подворье.
- Кто таков невежей на двор мой без зову? Мигом в печь суну, снедью станешь!
- Прости, бабушка! Слово у меня к тебе, и дело неотложное.
- А вот попробую, каков на вкус, тогда и решу - пустое или взаправдошное.
Ну, Ивашко не растерялся. Крикнул слова заветные,
- Не выдай, родная кровь!
Разом застыла старуха, а рядышком матушка явилась. Повела рукой, отпустила бабусю.
- Что же ты, Наина, человека без спросу в печь сноровляешь? Ни дела, ни роду не узнав?
- Ой! Наста! Прости! Заторопки взяли! А тебе-то какие справы в этом парне?
- Сын мой это. Спроси его, он всё выскажет. А я домой! – и пропала.
Повела Наина Ивашку в избу свою. Обедом стол уставила, а пока снедал парень, всё ему осказала.
- Кого во сне видел в плену сейчас у Князя Тёмного. Зовут её Любава Краса. Без неё мира не станет на всём свете. Потому и полонили её. Князь сильно свету не любит, а от любви корчи забирают. Хочется ему злом земли покрыть, раздоры в людях насадить и волить над нашим миром по своей прихоти. Чем да как ты его одолеешь - не ведаю. Тут самому решать придётся. Одно сказать могу. Нет сброи сильнее правды. О том помни.
- Баушка! А как ты мать мою знаешь? Она мне про тебя не сказывала.
- Так ведь она в избушке этой на свет появилась.
- Что? Дочь она тебе, а ты мать ей?
- Нет. Не я. Проезжие в каку-то зиму бывали. Пурга их застала. Здесь и пережидали. Тут матушка твоя родилась, я приняла и имя дала – Наста. По насту деда с бабой твоих сюда занесло. Вот и имечко. А Настей её уже после записали. Она у меня часто гащивает. Учу её чему потребно.
- Как - «гащивает»? Дома она завсегда.
- А как вот нынче. И дома вроде и со мной. Умею так отдалённое ближним сделать, и мать твою обучила. И отца твоего знала. Добрый человек был. Обязательный. И загинул тут, рядом, и тоже в зиму. Зима, это время строгое. С опаской надо. Обещанье он дал к сроку товар доставить. А буря в тот день сильная была. Дорог не видно. Его с возом с пути и сбило. В овраг провалился и снегом засыпало. Я самую малость не успела. Как я ни быстра, а смертушка быстрей была. Откопали, а он уж под снегом задохся. Говорила ему, - пережди. Нет беды от задержки. Обещал, - говорит, - обязан к сроку… Вот и срок…
- Бабуся, а что тебя мама Наиной кличет? Я такого имени и не слыхал.
- Это меня так одна старуха назвала, тож ведунья. На иное могу смотреть и видеть с иной стороны. У мира много сторон есть… А по дедам я ещё страннее зовусь. Горыныч. Не страшно?
- Такое я только от сказителей слышал. Ты что, Змею Горынычу родня?
- Эти пустобрёхи чего не сплетут. Прадеда Горыней звали. Вот и пошло прозванье. Хватит уже разговоров. Дело у тебя впереди страшное. Только ты страху воли не давай. На людей да на правду надейся. И слово тебе дам. Как случится на последний с ворогом биться скажи «Встань Правда!». Что будет, не скажу – сам увидишь. К Зорку да Слышке вернёшься, исполни их просьбу за добро, какое они тебе сделали. Наболтались, хватит, теперь спать ложись, да поутру всё молчком сделай. Поэтому и прощаться сейчас пора.
До свету поднялись. Котёл в сермягу и к братовьям. Те ждут уже.
- Как тебе баушка?
- Ласковая старушка.
- Вразумила?
- Больше делом наделила. Прощайте, братцы! Путь мне долгий, а вам - благие думки мои. Напоследок всё сполню, что в силах. Молвите просьбу.
- Есть и просьба. И исполнить в силах. Обещаешь?
- И Наине слово дал, и вам обещаю.
- Бери нас в попутчики.
- Да, как же это? Дорога не гулянье. В один конец может случиться.
- Тягом не станем. Исполняй слово, бери с собой.
Новый путь, новые заботы. В какую сторону? А Слышко и Зорко уже котёл с сермягой держат. Спрашивают:
- Давай, ладанку спытай. Куда двигать-то?
Нюхнул-чихнул Ивашко и говорит:
- Путь пеший будет и долгий. С трудами попутными. Поклонимся родной земле да тронемся. Туда, где беды больше.
Идут и идут. Лесами, полями к горам подходят.
Говорит Зорко:
- Места вроде хоженые, а не признать. То ли землю с лесом до камня сдуло, то ли камнем кто поверх закрыл.
- Твоя правда, - Слышко вторит – знакомое место. Тут неподалёку ключ живой раньше был.
Ищут, ищут… Пусто, голый камень кругом.
- А ну, тихо! – Слышко шепнул.– Журчит где-то…
- Вижу, вижу! - Зорко ему. – Под ногами, под камнем.
В труды впряглись. Давай втроём камень камнем ломать. Грудно не в одиночку. Друг друга бодрят. Работу вперёд торопят. Пробились к ключу. А он, как стомившийся от неволи, с плеском к солнышку брызнул и запел на радостях, зазвенел.
Ополоснулись в ключевой воде. Пыль да гнёт дорожный смыли. Видит Иван, в братьях перемена. Зорко двумя глазами на мир смотрит, Слышко двумя ушами миру внимает.
Чудо! И место вкруговую оживать стало. Травами покрывается, голосами птичьими слух ласкает. Дождик запокрапывал, да такой тёплый! Радугой синь раскрасилась!
То-то радости, когда чудеса - своими руками! Дали себе роздых недолгий попутчики.
Смотрит Ванюша, Зорко посмурнел, да и Слышко принахмурился.
- Что вы братья в горшесть от радости пустились? Или вид не мил?
- Мне теперь видать дальше и больше. Не только доброе, и злое различаю. Слышко тоже, вон, неулыбчив стал. Чую, боль чью-то слышит.
- Точно. На закатной стороне мужики с кольями друг на друга идут. Ни баб, ни деток не щадят.
- Знать туда нам, Зорко да Слышко.
Подходят к месту. Черно кругом. По полям сажа вихрями вьётся. Хутора по взгоркам раскиданы. Избы у хуторян копчёные. А люд средь горелого места к битве изготовился.
Наши-то к ним.
- Стойте. Избиться поспеете. Только назовите, кто из вас мёртвых оживлять обучен?
- Что вы насмешки над нами строите? Беда у нас, а вы со спросом дурацким! Нету у нас колдунов, чтоб мертвяка оживлять.
- А что? Если вы кольями друг дружку покончаете у вас сил прибавится, или хлеба опять заколосятся? Сядем да поговорим. Кто и вас помнит, как дошли до такого?
Вышел дед:
- Я расскажу. От веку мы одной общиной жили. Село богатое, людное. Кто орет, кто пасёт, кто куёт, кто торг ведёт. Разны народы были. Ремесленные, торговые, крестьянские. Людно да дружно. Тут приехал грамотный один. Учительствовал спервоначалу. В западных землях обучался. Он и подсказал, что ежели хуторами разъехаться, то до полей ближе будет, времени потерь меньше, успевать больше будем, а значит и жизнь слаще. По початку так и было. Разъехались, помогли по-соседски избы да скарб перевезти. Потом скотину разделили. В селе, почитай, только торги да ремёсла остались. Потом и те разбрелись по другим сёлам. А на хуторах дел ведь не убавилось. Дорога дорогой, а заботы не меньше. Скотина, сколько ни есть, ухода требует. Поле тоже без рук не поле, а буерак. О надворье и струменте забота. Что новьё купить, что своё чинить – езжай на два дня. Хату поправить одному тяжко, а соседи - эвон где. Так и разделились. Кто разъелся, кто забеднел да в батраки ушёл. Теперь каждый только о себе печётся. До других и дел нет.
- Да, - Иван говорит. – Тут и я не помогу, хоть меня и Помочь кличут. Только самим да дружно…
Другой тут встрял:
- А надысь беда приключилась. Ехал чёрный какой-то, на вороном коне. Заехал в поле соседское. Коня на травлю пустил, кострище запалил, вроде как привал у него. Я его гнать хотел. Так он мне, мол, какое твоё дело. Не твои поля, пусть хозяин требует. Потом взял да уехал. А поле палом пошло. Я тушить, да куда одному-то. Тут хозяин подлетел, да на меня, поджёгщик, де. А палу больше, да больше. На другие поля пошло. Так всё и выгорело. Только вражда зажглась и никак не угаснет.
- И ко мне тот чёрный заглянул. Сказал, что сосед поле моё поджёг, чтобы свой урожай выгодней сбыть…
- Вона что! Да. Не сладко без дружбы. Помочь не сумею, а совет дам. Сведите подсчёт.
На сколько запасов хватит. Да дружно беду прочь гоните. Хватит разума-то?
- Ну, год-два протянем, выправимся. А вам благодарность, что руку с дубьём остановили.
Пожили какое время Иван, Зорко да Слышко с поселянами. Помогли в чём, а главное вкус к суместной работе вернули. Котёл тож сгодился, когда ватагой дело какое правили и трапезничали скопом. Но всему срок приходит. И новой дороге подошёл.
Куда идти – сразу знают. Где боль да нужда, туда и тропка. Место обозначилось. Два селения махоньких. Кругом холмы зелёные. Речка весёлая, только, видать, обмелела слегка. Привольно место. Живи – радуйся. А люд возы скарбом уставляет, в отъезд собираются. В одном месте ульи по телегам ставят, гусей в плетни-клетки пихают. В другом струментишко садовый увязывают, коровёнок колченогих за обозом стаднишко небольшое. Отрядники к ним:
- Что тут у вас? Зачем в бега пустились? От кого хоронитесь?
Те, что со стадом жалятся:
- Житья не стало. Сад не родит, коровёнки обезножили, усадьба в овраги валится.
Бортники вторят:
- Пчёлки пали, почти все, на гусок хворь – словно навёл кто, река обмелела, а с подворьем тоже, что и у соседей. Видать, проклял кто.
- Ну-ка, с истоков сказывайте.
- Истоки древние. Мы с соседями в этих местах почитай всегда жили. Никто и не помнит, когда наши деды края эти обрели. Мы вот телушек пасём, сады растим, соседи бортничают да гусей разводят. И тут напасти всякие…
- Давно ли почалось?
- Три, четыре ли года тому. Проезжий останавливался. Любовался. Да и думку подарил. Если по учёному хозяйство вести, расцветёт край до райской меры. С соседями потолковали и выписали грамотея земельного. Вроде толкового. По первому помог скотине строения наладить, чтобы удобно и просторно, сады по линиям вывести, чтобы солнышка плодам в достатке было. Потом присоветовал воду каналами к садам подвести.
Мы-то полив бочками на быках доставляли. Он и сказал воду ближе брать. Так ведь холмы… Ну и поковыряли землю…
- И у нас, - бортник сказывает, - тоже было. Начало ладное. И ульи по правилам расположил, и таратайки, чтобы вывозить их наладил. Сараюшки наши гусины перестроил. Потом присоветовал озерко для гусок ближе выкопать, чтоб на реку не гонять. Тоже, наковырялись. Как ни выкопаем – всё песок. Вода и уходит. С третьего разу какое-никакое отрыли. Река мелеть зачала, реке-то воды не добавишь, а мы только брали да в песок спускали. В озерке гниль завелась, гусям хвори подпустила.
- А этой весной, - садовник продолжает. – Привёз воды зелёной. Это, мол, от всякой моли чтобы. Раньше птицы нас спасали, да разумник научил их гонять, чтобы урожай не гнобили. Ну, мы и пырскнули водой зелёной по цвету. Толку не стало. А соседу половину пчёл потравили. Они ведь с наших садов кормились. А на ветках – ни одной завязи…
- Нам присказал, на лугах клеверных ям накопать, чтобы скотина пчёл не тревожила. Вверились. У соседа почитай вся коровья народность колченогая. А летом и вовсе беда пошла. Этот год дождей много было. Вот все наши каналища и размыло. Овраги пошли. Дома валятся… Теперь съезжаем земель искать.
- Да! Наворотили. По-«грамотному». Это всё Тёмного Князя козни. Тут самим не подмочь. Мудрое слово нужно. Слетай-ка Слышко за Горынчихой.
А она уж тут стоит. Знает, где нужда в ней. Да и умеет ко времени появиться. Послала Зорко к Живому Ключу. Водой той коровёнок выправила. Слышко по рощам новых роёв с бортниками ищет. По осени они спокойные, а за зиму пообвыкнут к новому месту. Иван по оврагам кусты садит, склоны крепит.
Наина и говорит:
- Кое-что поправили. Я пока здесь побуду, а вы, трое, дальше ступайте. Дел много впереди.
Вот идут они, а горе вокруг клубится. Туманами холодными забирает. На закате стали ночлег собирать. Котёл раскрыли. Поужинали. Сермягу раскинули, прилегли. Только не греет сермяга, не даёт покоя-отдыха. Сунул Иван нос в ладанку и понял, что не стужа это, а наветь тёмная дух студит. Хотел совета найти, А Наина уже тут. Подаёт ему пикульку малую.
- Вот. Возьми. Чай, справишься. Она хоть и махонька, да песен много в ней.
И пропала.
Начал Ваня наигрывать. С малолетства это занятие любил. Братья головы приподняли, подпевать принялись. Куда и знобь серая делась. Песенная лада всю смурь выгнала. Душа согрелась. А следом и сон покой принёс, тела править начал.
С солнышком в путь пустились.
- Слышу крики да стоны болезные впереди.
- А я вижу кровь да огонь.
Ускорились. Приходят на поле. Ходят по полю женщины, с лежалых ратников кровь утирают, раны перевязывают, слезами поле поливают.
- Что тут у вас за битва? Какой враг наехал? Кто чужой рукой ратников посёк?
- Не чужие наехали. Это наши князья нашими мужьями, нашими сынами меж собой делёж учинили.
- А где сами-то они?
- Вона, в шатрах переговоры ведут.
Подходят к шатрам. Там воевод сколько-то, а меж ними ещё двое, по богатству-парадноси главных видно. И оба на одно лицо. Всей отлички – бархат на одном зелёный с серебром, что поле росное весной, на другом - голубой с золотом, что вода речная с песками чистыми. Поклонились им наши-то. Попросили изволения узнать, за что свой народ изводят.
Выходит из воевод чёрный один. Говорит:
- Какое вам дело до битвы княжеской? Вон пошли!
Князья в один голос:
- Уймись, канцлер! Не твоё слово последнее. Хотим с пришлыми толковать. Может и совет дадут. А то тебя уже наслушались.
Что в зелёном к путникам:
- Братья мы. Двойня. Страной это управляем. До нас отец власть имел. Да так до смерти и не решил, кому власть передать. Мы и не напирали. Как отпели его, решили вместе дела вершить. Страна наша небольшая. Одна часть равнинная, там поля и стада. И народ крестьянский. Другая – гориста. Там рудокопы-ремесленники. Охотников сколько-то, лесорубы есть. Река меж частями течёт, рыбой богатимая. По горному берегу рыбаки да сплавщики. Согласно правление начинали. Поспорим, бывало, но к согласию приходили. Один только раз, уж и не припомнить из-за чего, спорили долго. То ли о платеже каком князю соседнему, то ли к кому товар везти. Пустяшный спор. Тогда и призвали судейского одного. Он по законному праву рассудил, нас примирил. Поставили мы его канцелярию вести, и так, когда совета подать. Он и подал. Усоветовал нас разделить страну. Одному хлебный берег, другому рудный. Складно начиналось, да нескладно вышло. Не можем решить – чья река. Я считаю, что она мне нужней. Там мои кони воду пьют, поля влагой питаются. Брат на рыбаков и плотовщиков ссылается. Вот и спорим, кто кому за пользование платить должен. Канцлер до сих пор спора не разрешил. Может вы, сторонние, присоветуете?
- А вы бы у отца спросили, а не у судейского, как он с таким делом управлялся. Сколько прежний князь за воду платы получал, что в соседнее государство утекает? Сколько за воду соседям в истоках платил? Спросите у канцелярских. Они должны помнить.
Стали того канцлера судейского искать, а его и след простыл. Утёк от ответов. Тут и замирение случилось. Стали порушенное восстанавливать. Вместе. Ну, и наши им помогли, чем могли. Известное дело, воды живой уделили, пораненных поднять. Только убитых не вернёшь. Покаялись братья перед народом. Прощения испросили. Зареклись на ласковые посулы откликаться. Обещали совета у народа брать.
Надо бы дальше двигаться. Ваня у братьев спрашивает, в какой стороне горше. Те ему, мол, со всех сторон черно, кругом боль да стоны. Ладанку спросили. Ответ получили. Решились на Тёмного Князя идти. В самое логово правду нести.
Решено – исполнено. Долго ли, когда всех сборов, котёл в сермягу завернуть.
Очутились они посреди долины серой, каменной. Неоглядна долина, а по серой глади острые глыбы с блеском торчат, словно копья великанов из-под камня на волю прорастают. Над равниной небо злое, тёмное, тучами ходит, огнём просвечивает: то ли дымы пала страшного, то ли руки бури грозной. Впереди от края до края земли стена чёрная с башнями. Крылами раскинулась. Будто ворон-исполин вонзился в землю сердце ей рвать, а крылы на поверх оставил. И вьются перья вороновы, что пламя чёрное, а с концов в небо бурное молнии чёрные бьют. Темнее копоти пожаров, гуще ночи безлунной. И веет от пламени того не жаром, а холодом. В середине стены лалом что-то светится. Видать вход во владения княжеские, - подумалось молодцам. И верно, от входа алого спешит некто, торопится.
- Неужто сам встречает?
- Нет. Посыльный. В гости зазывать будет.
Подбежал прислужник. Кланяется. Улыбается виновато.
- Господин давно вас дожидается. Велел просить вас о милости. Нужда в вас великая. Не откажите, посетите дворец повелителя нашего.
Оглянулся Иван на спутников.
- Много ли ложного в приглашении?
- Да, вроде бы правда. Не вся, конечно. Туманом подёрнута, а так - без коварства.
Повёл их проводник ко входу. А то не вход, а печь огненная. Пламя языками так и вьётся.
- Не бойтесь. Это госпожа Моргана, художница дворцовая, вход изукрасила, чтобы стражу при воротах не содержать. Огонь – видимость одна.
И шагает прямо через пламя.
Привёл их слуга в покои. Зала – взглядом не окинуть. У дальней стены место возвышенное, сидение изукрашенное. На нём Князь сидит. Возле возвышения люд приближённый толпится. Вдоль стен воины оборуженные, к бою готовые, вот-вот набросятся. Насторожились странники, - как быть? Хозяин успокаивает: «Это истуканы глиняные». И хвать, чашу со столика, что обочь находился, швырнул в воина, только жестью громыхнуло и пылью глиняной вскинулось.
Усадил владетель путников на лавочки резные, подушки мягонькие. Речь завёл.
- Не стану выспрашивать, кто вы да откуда и за какой надобностью. Давно вас жду и о путях ваших известили слуги мои. Нужда мне в вас. Я пришёл из другого мира. Где всё темно и ложно. Тесно мне там стало. Хочу в мире вашем прижиться. Потому и палаты здесь раскинул. Чтобы к этому миру обвыкнуть.
Тут голос из толпы раздался:
- Правитель наш не совсем адаптировался к условиям существования в данной реальности. Не хватает некоторых необходимых субстанцийных сущностей, для включения оных в общую концепцию равновесности.
- Это мой лекарь. Он всю лечебную науку этого мира превзошёл. Учён сверх меры. Вечно себя оказывает. Смел. Не боится господина перебивать. Но, в прочем, он прав. Сомнения ваши вижу. Да, это не лицо моё. Маска. Не могу открыто вашим воздухом дышать. Но надеюсь со временем привыкнуть. Тяжело даётся. С полуправдой я уже сжился. А вот правды во владениях моих нет. Слышал, вы её по свету несёте. Вот и думаю, при вашем участии смогу совсем в этом мире поселиться. Посовещайтесь. Подумайте. А я, может, и ваши дела к завершению приведу.
Переглянулись наши-то. Стали совет держать.
Слышко говорит:
- Не могу разобрать. Все слова, как на месте. От дел не отстают. Только вокруг туману много.
- И я не могу чёткость уловить. Не злы мысли, у самого-то вроде. А вот у слуг некоих звериное лезет. И кабы не страх перед князем, разорвали бы нас. Стоят-глядят, как свора собак злобных на поводках.
- Так ведь он сказал, что с полуправдой живёт. Нет правды во владениях этих. Давайте мы по правде. Напрямки спросим, где Любава Краса. Пусть отдаёт, если у него она. Потом и остальное обрешим.
- Слышу, слышу! Красу значит ищите? Здесь она. В подвалах. Говорил я с ней. Долго. Жаль, не сошлись. Не захотела у меня жить. Ну, и решилась без спросу уйти. Теперь в подвалах. А они же сильно велики. Упреждал ведь, нет без спросу выхода. Не убедил. Там много народу в коридорах тёмных. Не стали верить, теперь во тьме блуждают. Если согласитесь - вместе в те подвалы пойдём, может и встретим Красу. А без меня её не найти.
Согласились. Не лжёт Князь. Полезли в подвалы. У каждого по фонарю. Не ярко, а различить можно, куда какая дверь, где поворот, где тупики. Только узки проходы.
Все ниточкой и растянулись. Хозяин впереди, Иван за ним, братья следом. Вдруг сбоку братьям крик послышался, огонёк мелькнул.
- Глянем?
Пошли в ту сторону, а сзади и грохнуло. Стена упала, закрыло проход.
Князь, как услышал гул, говорит Ивану:
- Вот мы и одни. Почти…
И показывает на тени стражников, что в тупиках хоронились.
- Теперь рассказывай: как добрался, кто навёл. Ты ведь только правду говорить можешь? Выкладывай правду, а я подумаю, что с ней делать. Запрячь или запрятать.
Не знает Ванюша, как поступить. Ладанку достал, раскрыл…
Тут Тёмный её из рук и выхватил.
- А вот и советчик. Значит, правду запрягать будем. Замкните его здесь. До востребования.
Заперли Ивана и фонарь забрали. Стоит он один в темноте, тут и вспомнил, как из ладанки золы щепоть просыпалась. Начал в горсть ту золу по полу сгребать. Нашёл ни нашёл, а принюхивается. Только нет ничего - ни чиху, ни мысли.
Он возьми да скажи: «Не выдай, родная кровь!»
Наста явилась. Светло стало.
- Не горюй, сын! Всё как надо идёт.
- Я не горюю. За Зорко да Слышко боязно. Вместе шли, а потом пропали.
- Их Моргана отвлекла-замкнула. Ко времени и их освободим. Теперь терпения наберись, дух укрепи. Скоро ты Тёмному понадобишься. Не переживай, что ладанки лишился. Не в золе сила. Она только помогала о доме вспомнить, о людях. Можно бы и упредить тебя, чтобы при врагах ладанки не оказывал, но тогда у тебя вера людям уменьшилась бы. А в вере людской сила наша. Крепись. Скоро уже.
А Князь себя в покоях могуществом тешит. Собрал приблизных. Ладанкой хвалится. Источник пророчеств, де! Сунул нос, чихнул – тут его как огнём обожгло. Разъедает зола маску, Явь до навьего нутра рвётся. Лекарь набежал. Пальчиком по маске водит, пыль слизывает. Приказал владыку в тёмные покои отвести, плотпым пологом укрыть и говорит:
- Сущность, содержащаяся в золе, память дома, в котором зола создавалась, а так же растений из которых создавалась, то есть это суть креации континуума. Удалить это можно жидкой субстанцией содержащей эмоции живого существа не подверженного эмоциям других континуумов.
- Хватит мудрствовать. Проще скажи.
- Нужны слёзы Любавы Красы. Ими и смыть.
Побежали слуги. Любаву связали. Над чашей золотой наклонили. Боем бьют, огнём пытают, слёзы выжимают.
Нацедили чашу. Несут. Умыли господина. Только ему ещё горше. Аж крутит всего. Лекарь лизнул слёзы. Корит пытальщиков.
- Эти слёзы с болью. Вы нарочно так подстроили? Слеза с жалостью должна быть.
Тут Князь и оказал себя. Что он в коварстве больше других.
- Жалость у людей - не когда своя боль, а когда чужая на их глазах. Пусть ведут Любаву и Ивана в главные покои. Девку над чашей согнуть, мужика в железную клетку посадить и на медленном огне жарить. А я её слезой умываться стану.
Так всё и сделали.
Умылся Тёмный. Боль ушла. Злоба осталась. Смотри на всех. В кого бы плеснуть.
- Подбавьте дров этому лапотнику. Пусть напоследок погреется.
Видит Иван, последние минутки подступают. Позвал
- Не выдай, родная кровь!
Наста явилась. На огонь глянула, тот и застыл.
Стражники глиняные у стен зашевелились, на Насту кинулись. Только она ладонью клетку погладила. Лопнули скрепы, полосы разлетелись. Стража в пыль рассыпалась.
Глядит Иван, а он свободный стоит. За троном княжеским придворные железом ощетинились. Тогда и бросил Ваня в залу слова заветные.
- Встань Правда!
Тут явились все разом. И Наина, и Зорко, и Слышко, и князья-близнецы с людом работным, и крестьяне-хуторяне, а в руках у Ивана меч с клинком огненным.
Слуги тут и оробели. Не знают - сражаться, либо прятаться.
Тёмный Князь поднялся, на Ивана двинулся.
Крикнула Наина Ивану: «У тебя Правда в руках!»
Кабы Ванюша воином был, может и поднял бы меч по всей науке ратной. Ну, а он железом-то только землю править умел. И держал орудию на весу над полом за рукоять, как лом какой. А Князь уже ползалы пробежал.
Тогда и сказал Иван слова, что на сердце лежали.
- Здесь Правде стоять!
И лёгонько клинок на пол опустил.
Опустил легонько, только меч до средины в камень вошёл. Затрясся дворец. Панцырь на князе вдоль треснул. Чёрненьким мелькнуло, и нет правителя.
Распался дворец прахом, не выдержала ложь правды. Подвалы поднялись. Народ полонённый на свет вышел.
Тут всем дело нашлось. Кто умел, дальних по родным местам развёл-проводил. Из полонных-то многие здешними были. Стали землю править, разор сметать. Понятно дело, им водой ключа живого подмогли, саженцами из других мест. Работа, одним словом.
Время подошло и по домам потянуло.
Сели как-то вечерять все наши-то. Зорко, Слышко, Наина, Наста, Любава да Ивашко.
Беседы затеяли. Все больше спрашивают, а Наина сказывает.
- Всё теперь. Зло загинуло с Князем Тёмным, - Ивашко мечтает.
- Нет. Тёмного не убить, и от зла махом не избавиться. Оно туманом по углам-ямам хоронится, - Наина отвечает.
- И то правда, - Слышко вторит, - прислужники разбежались да попрятались. Пойдём-ка мы с братом на полеванье. Хорей тех из нор на народ вытащим. Пусть души их выправят.
И Наста в путь засобиралась:
- Благодарствую всем. Но и мне пора. Небось дома дел скопилось. Тебе, Макоша, особый поклон. Ну, да, скоро буду. Жди.
Втроём остались. Обустроились в домишке на окраине. Вишь, на поле сером теперь луга образовались. А за пригорками городочки раскиданы и прежде были, и домов пустых много после владычества тёмного. Там и стали. Домишко в порядок привели, подворье обустроили. День, два ли прошло, а то и неделя. Обсмотрелись. Всё ладом катится, трудами работается. Ожил люд-то. А Иван всё бабушку выспрашивает, что да как.
- А скажи, почему ты сказала, что не убить тёмного?
- Он не нашего мира. Из Нави к нам проник. Ему долго защиту ковали, чтобы здесь, в Яви быть. Ты только скорлупу ему разбил. Пришлось бежать. Потом опять приползёт. Да не скоро. Пока ещё новые доспехи скуёт.
- А почему мама тебя Макошей назвала?
- Говорила же тебе, много имён у меня, много сторон. Некоторые Ягой дразнят. У всех так, кто в Силе понятие имеет имён много. И у Насты не одно имя. Сам спросишь по времени. Надо будет – скажет. Любава тоже Силу имеет. У неё от Лели да от Лады живинки есть. Ишь, улыбается! Да, что говорить. При нужде да желании сам у неё выспросишь. Вам ещё долго вместе по земле ходить. И у тебя, может, стороны раскроются, имена появятся. Кто Силы коснулся, уже не остановится.
Поутру с народом прощаться стали. Откланялись.
Наина в избушку перенеслась.
А Иван с Любавой взялись за руки и пошли по Земле.
Помощь да Любовь.
Скоро и к нам будут.
Встречайте…
……………………..
20 сентября 2014 г.