Среди эфемерности нежных ветвей,
Лозы виноградной и милых затей
В дому с любовью своей
Жил тихий еврей,
Добрый еврей.
Кругом океан потаённого зла.
Неслышно коварная смерть подошла,
Хозяина забрала,
Коснувшись чела,
вон позвала.
Хозяйка бы век тосковала по нём,
Да равви согрел обезглавленный дом,
Махнул, как ангел, крылом,
И ночь стала днём,
Радостным днём.
Соседок в помощницы! ласка и прыть
Затеяли честную свадьбу творить,
Сквозь старый холст проводить
Бесценную нить,
Яркую нить.
Невеста пышна, широка, высока!
Румяней огня и белей молока!
Но тише надо пока...
Идёт за шмулька,
За мясника.
Он - лысый, задастый огрызок судеб.
С лица неказист и в беседе нелеп.
Живот - подмоченный хлеб!
До срока преслеп.
Только не мне б!
Отвякали лабухи. Мирный квартал
В преддверии сладкого новости ждал:
Когда безмерный нахал
Устроит скандал,
Выпустит кал.
Шмулю через час у прилавка вставать.
"Мы жить будем так, как велела мне мать:
Чем надо день начинать?
С женой переспать
И торговать".
Смущённая Рива накрыла обед
И слышит: "Велели мне прадед и дед,
Обнять супругу а вслед
Покушать обед,
Десять котлет".
Пришёл чуть живой, только выручке рад.
"Ты знаешь, велел мне двоюродный брат
Проверить женин халат
Да и подхалат,
Нет ли заплат.
Свояк говорил: "Видит праведных Бог".
"Кто многое смог, тот судьбу превозмог".
Мы до молитвы разок,
Попозже разок
И на бочок".
Чуть свет, уже Рива к колодцу бежит,
Ведрами гремит, виссонами шуршит,
Шмуля хулить не спешит.
Рот плотно закрыт,
Будто зашит.
Притихли подруги, вопросом дыша.
"Мой муж не Давид, да семья хороша!
Больно семья хороша!
Аж млеет душа,
Как хороша!"