Жгите всех. Бог узнает своих.
цистерцианец Арю Амори
На дворе XIV век.
И лютуют инквизиторы.
Ведьмы, колдуны, еритеки.
Всех в костер священной инвизиции.
Молодую женщину поймали.
И пытали девушку всю ночь.
И она созналась.
Все точь в точь,
Все как в обвинении написали,
Даже в том, что Люцифера дочь.
Что же коли женщина созналась,
Дальше суд церковный все решит.
Он решит, что девушке назначить,
От простого штрафа до костра.
И впоследствии в лице сената,
Окончательный вердикт ей огласит.
Цель у инквизиции простая.
В душах и умах,
Вытравить и уничтожить ересь.
Но нельзя её, ведь уничтожить,
Коли будут жить еретики.
И поэтому решение простое,
Всех еретиков,
Обращаем в истинную веру,
Либо их тела,
Мы обращаем в пепел,
Пусть в огне сгорает еретик.
Ну, а коли так,
Предаем огню мы эту ведьму.
Так решил святой церковный суд.
Пусть ту душу, что покинет тело,
Судит сам Божественно-Верховный суд.
У церкви есть церковная ограда,
И по церковным канонам нельзя,
В пределах той ограды,
На казнь любую осуждать еретика.
Вот потому на площади публично,
И оглашают смертный приговор
Народ на площадь валит валом.
Сегодня представление дают.
А, что за представление?
Да молодую ведьмочку поймали,
И ждет ее последний суд.
Да не, не суд, уже судили.
Нам проиговор лишь огласят,
А после мы воочию увидим,
Как сатанинские тела горят.
Столб большой уже вкопали в землю.
Хворосту уложен целый воз.
И облили хворост маслом,
Чтобы легче было разжигать.
Тащат бедную дувчушку к эшафоту.
Улюлюкает народ ей вслед.
Эй, колдунья!
Скоро мы услышым,
Истеричный,
Колдовской, последний смех!
И подходит к жертве инквизитор,
Смотрит ей в глаза и задает вопрос:
Ты, чего разулыбалась ведьма!
Я не ведьма господин.
А улыбаюсь,
Небу, солнцу, людям, Вам.
Инквизитор осмотрел девчушку,
Вроде ничего в ней нет.
Невысокая, худая, волос черный.
Но фигурка!
Ладная такая, дунет ветерок и унесет.
А глаза, большие и сияют.
Словно звезды в вышине горят.
Свет любви глаза те источали,
Безграничной, безраздельной и простой.
Всех жалела, всем желала счастье,
Мира в сердце и любви земной.
Инквизитор взор поднял и молвил:
Эй писец!
Перечисли преступления,
За которые сожгем ее сейчас.
Тот с готовностью, выпрямившись гордо,
Со старанием выполнил приказ.
А она смотрела удивленно,
Сталкиваясь взглядами с людьми.
На нее по разному смотрели,
Кто-то отводил глаза, кто плакал,
Кто-то ненавистью испепелял.
А кому-то было просто в радость,
На чужие муки посмотреть,
Насладиться криками агоний,
Ублажить мольбами свою страсть.
Восемь!
Восемь обвинений зачитали,
И за каждое в огне гореть.
Девушка растерянно молчала,
Ведь вины ее,
Нет никакой.
Потому то,
С удивлением и улыбкой,
Выслушала приговор такой.
И улыбку у нее заметив,
Инквизитор в гневе закричал:
Сколько жизней у тебя есть ведьма,
Коли нету страха пред огнем!
У меня одна, мой господин.
Неужели умереть ты хочешь?
Нет.
Ну, тогда раскайся же в грехах.
Но, господин я не грешила.
Издеваться вздумала над нами!
Преступления зачитал писец.
Ты виновна!
Пред людьми и Богом!
Это господин не про меня,
Потому что я люблю людей и Бога.
Что!
Любишь ты людей?
Люблю, мой господин.
Све'тлы и чисты их души,
Только им несчастье гложет дух.
А на самом деле, каждый человек хороший,
Нужно просто в душу им взглянуть.
Инквизитор подошел поближе,
На нее теперь в упор смотрел.
И спросил ее:
И что, я тоже?
Ну, конечно тоже господин.
Девушка смотрела с легкой грустью,
В инквизиторский суровый взор.
Лишь любовь глаза те источали,
Нежность, понимание, теплоту.
Что семенами.
В сердце инквизитора попали,
Стали превращаться в доброту.
И смотрел суровый инквизитор,
В девушкин печальный взгляд,
И почувствовал, что тонет,
В тех очах, что сердцу всех милей,
И ее любовь в глазах прекрасных,
Проникает глубже и сильней.
Испугался сильно инквизитор.
Сделал шаг назад и заорал:
Эй палач!
Сожгите эту ведьму,
И полейте масла на костер.
На площади жгли ведьму,
И ветер разносил,
Душераздирающие крики,стоны
Рев толпы и вонь горелой плоти.
Б О Л Ь!!!
Боль навеки поселилась.
В том сердце, кто отдал приказ.
Убить,
Путем сожжения тела,
Того кто ангелом при жизни был,
Кто всех любил,
И от души, всем с радостью,
Любовь свою дарил.
С тех пор глаза закроет инквизитор,
И сразу перед ним встает,
Та ведьма с ясным, чистым взором,
С фигуркой ладненькой, с улыбкой светлой,
И шла навстречу, глаза ее светились,
Любовью неземной.
Такой, что сразу же щемило сердце.
От сладкой неги и тоски.
Такой, что в бешенство вводило.
От понимания душевной пустоты.
И злился на себя тот инквизитор.
И думал он.
Что колдовством его околдовала ведьма.
И от колдовства,
Срочно избавляться нужно,
Духовным и божественным постом.
Молился сутками,
В часовне на коленях.
Не ел, не спал и плоть морил.
Но как проклятье или Божья кара
Преследовал его всегда,
Тот лик,
Любовью освященный,
И та улыбка,
Что любовь дала.