Нюрка плачет в подъезде, как девушка в автомате. Злые горячие слезы размазывают макияж.
Нюрке некуда деться. Нюрки надолго не хватит, она спохватилась поздно, и деру теперь не дашь.
На Нюрке бусы из яшмы, потертые старые джинсы, пуховичок за две тыщи, ботиночки за семьсот.
Короткая злая затяжка, глаза одинокой волчицы, а ветер за окнами свищет, и ноет опять висок.
О, белые бабочки вьюги, снежинки, снежинки,
Кружатся в медленном танце, как феи из царства снов.
Зима загоняет в угол, мы ей одержимы.
Но жизнь не дает нам сдаться, и мы воскресаем вновь.
Нюрка болеет жизнью, Нюрка неизлечима. Белыми нитями смерти ее оплетает быт. Нюрка пытается смыться, придумывает причины, но ей ничего не светит, ведь это, представьте, СПИД.
И Нюрка плюется желчью, исходит зловонным соком, и всех ненавидит люто, кто вздумает к ней полезть.
Но Нюркину душу лечит прозрачный незримый кокон, который ее окутал, когда началась болезнь.
И Нюрка рисует картины, и Нюрка поет, как дышит, и Нюрка готовит суши, и хочет построить дом. О, только бы сил хватило - и Нюрка взяла бы выше, и стала бы даже лучше, чем та, кем являлась ДО.
А вьюга качает Нюрку на крыльях из белых кружев, и рвется душа сквозь кокон, как рвется сквозь лед река.
И Нюрка сольется с вьюгой, когда это будет нужно, и в платье из белых хлопьев пойдет танцевать, легка.
О, белые бабочки вьюги, снежинки, снежинки
Кружатся в медленном танце, как феи из танца снов.
Зима загоняет нас в угол, мы ей одержимы.
Но жизнь не дает нам сдаться, и мы воскресаем вновь.