Жизнь зоолога - это командировки. Жизнь одинокого зоолога - это бесконечные командировки. Весна – пустыня и вертолёты, лето – горы и лошади, осень – пустыня и вертолёты, зима – отчёты и отпуск. Гоняли меня по командировкам беспощадно, мотивируя это тем,что сам я в Талдыкургане, а семья моя в Алма-Ате и, стало быть, в Талдыкургане меня ничто не держит. Я не сопротивлялся. В командировках мне не нужно было думать о питании, стирке и прочих бытовых проблемах, но домой тянуло иногда невыносимо. Несколько раз, я просто сбегал с обсервации (карантина), чтобы пару дней провести с женой и сыном, иногда уезжал официально, с разрешения начальства, иногда летел домой на выходные с экипажем вертолёта. Порой такие поездки выливались в настоящие приключения.
Как-то раз, осенью, по окончании полётов, меня направили в отряд на Каратал. Я должен был принять зоогруппу, провести с ней учёты грызунов и блох на стационаре, а потом выехать в сторону Талдыкургана и встать на семь дней где-нибудь на природе, на карантин. Работу мы завершили в срок и, найдя на берегу реки, недалеко от города Уштобе живописное местечко, поставили палатку.
- Смотри, Леонидыч! Во-о-он там видишь ферму? – спросил один из ловцов. Я посмотрел в указанном направлении и действительно, на другом берегу Каратала, вдалеке, разглядел несколько домов.
- Ну?
- У меня там мать живёт. Можно мне сходить туда? Давай вместе пойдём? Поедим по человечески и отоспимся под крышей, а завтра вернёмся!
Парень хотел домой.
- Пошли! – сказал я, - Только ты пойдёшь к себе домой, а я - к себе.
Я собрал в рюкзак кое-какое барахлишко, сигареты, кусок хлеба и банку тушёнки. До берега реки мы шли минут двадцать. Бурный и мелкий в предгорьях Каратал, на равнине превращался в спокойную, широкую и, как оказалось, глубокую реку. Мы очень ошиблись предполагая, что перейдём его вброд. Сложив одежду и обувь в рюкзак, я, как раненый Чапаев, гребя одной рукой, форсировал реку. Мне повезло больше чем легендарному комдиву. Никто не стрелял и я доплыл. Не скажу, что купание в конце октября доставило нам удовольствие, зуб на зуб не попадал, когда мы выбрались на берег, но мысль о доме согревала. Часа полтора мы топали до, казалось бы, недалёкой фермы. Мать парня оказалась дома и очень обрадовалась нашему появлению. Мой путь домой, однако, только начинался. Автобус на эту Богом забытую ферму ходил раз в сутки, и сегодня уже не предполагался. Мы вышли к магазину в надежде найти попутку и, через пару часов, надежда эта оправдалась. Добравшись до автовокзала в Уштобе, я успел на последний автобус в Талдыкурган, а дальше всё было просто.
В другой раз, тоже в октябре, мы стояли в верховьях Каратала, недалеко от совхоза Кировский. Мысль о том, что неделю придётся в безделье провести на берегу холодной речки, давя комаров и глядя на опостылевшие морды, была невыносимой. Всегда лёгкий на подъём, я собрался и попросил шофёра вывезти меня на трассу Талдыкурган – Алма-Ата. Мне везло. Автобус не заставил себя ждать и, через пять часов я подходил к нашему домику на территории противочумного института. Квартира была закрыта на замок. Я пошёл к маме, которая жила метрах в пятидесяти от нашего дома. Мама была дома одна. Сын, где-то бегал с друзьями.
- А Люба?
- А Люба уже неделю в табаксовхозе, в Чилике. Так вот и живём вдвоём с Лёнечкой. Игорь в армии, ты в Талдыкургане, Люба в Чилике.
- Мам, я оставлю вещи? Скоро вернусь.
- А куда ты собрался?
- В Чилик. Я быстро!
До совхоза Чилик от Алма-Аты семьдесят километров. Обратно, соответственно, столько же. Поймав на автовокзале Алма-Аты частника, через час я уговаривал старшего группы отпустить Любу на сутки домой, ещё через полтора мы целовали грязную Лёнькину мордаху, а утром, посадив Любу в Чиликский автобус, я сел в Талдыкурганский …
Так вот и жили мы до декабря 1980 года. Лёнька пошёл в школу, Люба заканчивала медучилище, а я разрывался между семьёй и работой. Попытки обменять квартиру в Алма-Ате на Талдыкурган ни к чему не приводили, желающих (что очень странно) обменяться не находилось, да и времени заняться этим всерьёз у меня не было. Жил я в общаге при противочумной станции, Все пьянки, или как их сейчас называют, корпоративные вечеринки, проходили в моей комнате. Это было очень удобно коллегам. Жены их здесь не искали. Вечерами, когда сотрудники расходились по домам, наступала тишина и тоска. Телевизора у меня не было, все книги были прочитаны и перечитаны, радио рассказывало о битвах за урожай и успехах в животноводстве. Оставалась водка. Я шел в магазин, покупал бутылку, хлеб и сельдь иваси, садился за стол и принимал первый стакан. Водка била в голову и одиночество становилось невыносимым. Я брал бутылку и отправлялся в сторожку. Сторож с готовностью доставал стаканы и резал лук. Наутро меня вызывал на ковёр начальник станции и начинал разговор одной и той же фразой,
- Александр Леонидович, когда вы прекратите вести свой нездоровый образ жизни?
- Когда перевезу сюда семью, Николай Матвеевич.
- А когда вы её перевезёте?
- Когда вы перестанете гонять меня по отрядам и дадите возможность заняться обменом.
- Но вы же понимаете, что у остальных семьи и они не могут так часто выезжать в командировки!
Я понимал … . Я мог …
«Ну, сука-сторож» - думал я покидая начальственный кабинет: «Выпьешь ты у меня ещё на дежурстве за мои бабки!»,
В декабре 1980 года менялась власть в нашей зоологической лаборатории, На смену старому приходил более молодой, но не менее опытный зав. По этому случаю было решено устроить банкет. Где? А догадайтесь! Времена уже тогда были не очень простые. Из мясного нам в магазинах удалось найти только коровью голову с рогами. Водку мы на «Жигулях» Юры Савелова искали по всему городу пол дня и нашли её на каком-то складе, на окраине города. Бутылки были покрыты толстым слоем льда.
- Поставьте бутылки к батарее, пусть согреются, - посоветовал старый, опытный зав.
- Никогда ещё не простужался от водки! - нахально похвастался я. И сглазил …
К утру я не мог подняться с кровати. Температура зашкалила за 40, горло болело, всё тело горело. На машине меня отвезли в поликлинику и, осмотрев горло, врач поставила диагноз – фаликулярная ангина. Кто-то из коллег позвонил в Алма-Ату и к вечеру того же дня, в общаге появилась Люба. Она, не сдав экзамен по Марксистско – Ленинской философии (необходимый медсестре, как и каждому советскому человеку), оставив сына на бабушку, примчалась лечить мужа. Через два дня я был здоров. Разговор между нами был серьёзным.
- Не надоело тебе жить в этих скотских условиях?
- Надоело, Люба! Вот обменяю квартиру …
- Ты при своих бесконечных поездках её никогда не обменяешь!
- ………………………..
Люба уехала, а я через несколько дней пошёл к заву. К старому. Новый ещё не принял полномочия.
- Максимильяныч, снимите меня с вертолётов! Переведите в нормальный отряд и в горы посылайте хотя бы через раз!
- Не могу, Саша. Ты уже столько летаешь. Знаешь территорию, и заменить тебя некем. А горы … Ты же знаешь – у всех семьи, все хотят летом побыть дома.
- Тогда я напишу заявление об увольнении! Я тоже хочу летом быть дома!
- Пиши! Сказал «А», говори «Б»!
Через час я положил ему на стол заявление об увольнении.
- Ну, нельзя же так!
- Нет, Максимильяныч! Сказал «А», говорю «Б»!
- Подумай …
Думать было не о чем. Я всё передумал долгими вечерами, глядя на дно гранёного стакана в опостылевшей общаге. Через две недели я был дома, а через три работал на должности лаборанта в паразитологической лаборатории противочумного института. Мне была твёрдо обещана должность зоолога в этой лаборатории не позже чем через год. Однако, всё вышло иначе …
2.01.2010.