У него было семь или восемь детей.
Все от разных – согласных на них матерей.
И он часто твердил, как мольбу, иерей:
«Это счастие жизни моей».
Это счастье его развивалось, росло,
Не всегда при участии папиных слов,
Не всегда при участии папиных дел,
И не каждый ребёнок деньжата имел,
Но детёныш – цветок, а отец – соловей:
«Это счастие жизни моей».
Это счастье его доросло до бровей.
Дети стали похожи на взрослых людей,
Значит, что-то от ангелов и от чертей.
«Это счастие жизни моей».
И никто не отведал отцовских ремней,
И никто не готовил ответных камней,
И никто не впитал материнских обид,
Как ни странно, обрёл человеческий вид.
Видно сила в словах оказалась сильней –
«Это счастие жизни моей».
Здесь бы ладан курить, разливать бы елей,
И собрать в хоровод матерей и детей,
В центр круга поставить pap`a на попа,
Да боюсь, что не хватит сырья и лампад,
И не хочется - лень. А не ссориться с ней –
Это счастие жизни моей.