Бросает в дрожь... Уходит снова лето,
и чайка надрывается, кричит,
крик искажён глухим порывом ветра:
я слышу: «а» – звук боли – это «Федра»
и дальше, над заливом: «Ипполит».
Какой бы странной ни была интрига,
как ярко б ни пылал болид обид,
самой себе мне признаваться дико,
что жизнь закрыта может быть, как книга,
отложена на время панихид.
Все умерли, лишь хор на заднем плане
с прибрежным шумом волн балтийских слит.
Дома, деревья, мост, – всё как в тумане –
вот-вот на самом деле в бездну канут,
останется лишь стыд и Еврипид.