Мне хочется продлить незавершенность,
Чтобы поймать ее пружинный импульс.
Но мне опять мешает отстраненность,
И я опять грешу избытком мысли.
И мне недостает избытка чувства,
Чтоб стать опять своей в ином формате.
Я разучилась плакать, - это грустно.
Но я смеюсь! А кто теперь заплатит
За почту в закупоренной бутылке
Тем платежом, наложенным на песни,
Рожденных в бесконечном поединке
Сплетения корней в пролетах лестниц?
Ведь я на берегу жду ЭТИХ писем,
Но не срываю с горлышка печати.
Стекло о камень прогремит, как выстрел, -
И почта здесь! Но кто теперь заплатит
За все, до тла насиженные, троны;
За все, до дна осушенные, бденья.
За все, в грозу обугленные, кроны;
За все, в грязи растоптанные, звенья
Серебряных цепей предвечных истин,
Нащупанных когтями в горстке пепла, -
Тех самых, на которых мир повиснет
В преддверье льда и в послевкусье пепла.
Разбуженный словами человека,
Я наполняю ядом полый стилос,
И поднимаю вековое веко,
Чтоб посмотреть на то, что получилось.
И я доволен тем, что я здесь вижу.
Я радуюсь тому, что будет после, -
Я просто вижу тех, кто сможет, выжив,
Не собирать обугленные кости.
Смотреть на землю, но смотреть и в небо;
И видеть в новой радуге свой почерк.
Я доверяю им и быль и небыль,
Я ставлю под их судьбами свой росчерк.
Они сумеют петь, любить, и строить;
Объединять собою землю с небом;
И находить родство не только в крови,
А в общности единого ковчега.
29.05.10