Ночи любви Шахразады. 15-ая и 16-ая ночи

Вера Аношина
ПЯТНАДЦАТАЯ НОЧЬ.

Смеркалось… Трели птиц ночных,
Фонтана нежные напевы
Ласкают слух… Как вечер тих…
Но грустен лик прекрасной девы…
Весь день она была одна,
(У Шахрияра нет гарема),
Рабыня – это не жена…
«А, может, будет перемена?»
Но мысль никчёмную она
Гнала… на то Аллаха воля…
Для Шахразады день – тюрьма,
Лишь ночь… её любовь и доля.
Улыбкой встретила Царя,
И снова жаркие объятья…
И закружилась вновь земля,
И было ощущенье счастья!

По-царски наградил Юнан того, кто спас его от смерти. Был днём и ночью с ним Дубан, всё было для него, поверьте! Они в покоях средь цветов вкушали яства, чай с жасмином, и царь Юнан уж был готов озолотить Дубана ныне. А у царя министром был –  визирь, завистливый и жадный, соперников своих губил он сплетнею, злословьем складным. Увидев, как Дубан и царь проводят вместе дни и ночи, визирь, подлейший червь и тварь, решил убрать с дороги срочно того, кто ближе стал царю, кто спас его от верной смерти:
- Достанется же упырю… Шайтан пусть мне поможет, черти!
Визирь был на Дубана зол… С поклоном низким и покорным к царю он вскоре подошёл и грустно зашептал, притворно:
- О, царь Великий! Ты – скала! Ты – неприступная твердыня! Когда болезнь твоя ушла, как будто расцвела пустыня! Скажи, совет я дать могу, тебе, наместнику Аллаха? Ты видишь пред собой слугу, что за тебя пойдёт на плаху! Мне места в сердце нет твоём?
Царь удивился, так ответил:
- Визирь, я слушаю, пойдём, чем объяснишь слова ты эти?…
- Вокруг тебя, великий царь, плетёт свои коварно сети услужливый Дубан, знахарь, беду я чую, запах смерти…
- Как можешь ты так подло лгать? Мне стал Дубан отца роднее! Кто жизнь вернул мне, благодать, кому обязан?.. Будь добрее! От зависти одна беда… Я вспоминаю о Синдбаде историю одну всегда… 


…И вновь дан шанс был Шахразаде…

Казалось, быстро рассвело…
Царь Шахрияр горел желаньем
Узнать скорее о былом,
Но должен ночи ждать, свиданья…

ШЕСТНАДЦАТАЯ НОЧЬ

Как ночь была благоуханна…
Цветов вдыхая аромат,
Под пенье нежное фонтана
Мечтала дева, глядя в сад…
Она ждала. Её ланиты
Горели, словно маков цвет,
А тело юной Афродиты,
Как жемчуг, словно лунный свет,
Прозрачно, но в нём столько страсти,
Что подошедший Шахрияр
Готов был рвать её на части,
Чтоб утолить желаний жар…
Он неожиданно прижался
К упругой девичьей груди,
Губами жаркими касался
Волос распущенных… Почти
Сошёл с ума от нежной кожи,
Росы, что выступила вдруг…
Царь бросил пленницу на ложе,
И закружилось всё вокруг…
Касался гибкого он тела
Своею ласковой рукой….
Она… вся плавилась, горела,
Стонала…. Он над ней скалой
Навис безмолвною… и властно
Собой пронзал он деву ту….
Она взрывалась криком страстно –
Он рушил ночи тишину…


- Всё было, о, Мудрейший Царь, как то рассказывают люди…Визирю царь Юнан сказал:
- От зависти добра не будет… Я не хочу, как ас-Синдбад, правитель Персии прекрасной, глупцом прослыть… Весь халифат о нём злословит не напрасно!
- Великий царь! Ты – царь царей! Продолжи сладостные речи и расскажи о нём скорей!
И царь Юнан весь этот вечер рассказывал визирю то, о чём узнал от пилигрима, который жил в стране давно (изгнанник  Иерусалима).
- Тот царь всё в птицах понимал, любил веселье  и охоту, и сам когда-то воспитал умнейшую из них. В заботе он сокола держал того, не расставался с ним и ночью и сделал плошку для него, поилку золотую, впрочем,
не в этом дело…. Как-то раз Синдбад поехал на охоту, взял сокола с собой: «Сейчас я посмотрю его работу». Охотники, расставив сеть, в сторонке поджидали шаха… Как вдруг газель, почуяв смерть, в сеть кинулась сама, с размаха… Правитель разозлился вмиг – не та нужна ему добыча, на слуг набросился и в крик, копьём своим в бедняжку тыча:
- Гоните прочь скорее тварь! Иль будут ваши спины биты!
Нетерпелив был государь, боится наказанья свита. Под улюлюканье тотчас погнали слуги дичь по полю, но ту газель Аллах не спас, уж такова добычи доля. Газель во всю бежала прыть, за нею царь и сокол верный,  гонялись долго, может быть, час или два, иль три, наверно. И вот удача, сокол вдруг нагнал добычу и крылами  (у той в глазах мольба, испуг) бил по глазам и рвал когтями. Металась, падала газель, но был Синдбад в пылу азарта и сам добил живую цель – его смертельна алебарда.

 
- О, мой Владыка, сей рассказ
Закончу завтра… утро близко…
На небе лунный свет погас…
И поклонилась низко-низко.