Кеннет Фиеринг
Четыре часа утра
Раннее утро, встречают рассвет в Лондоне, в Гонолулу.
Но на этой улочке в кафе Ривьера забыли, потеряли рассвет, ибо отсчет времени ведут там от часа закрытия.
Искорка жизни, совсем слабая, если еще теплится,
И вот мы, четыре потерянных и забытых завсегдатая этого места, которых уже наверняка не найдут,
Сидим с интервалами десять фунтов один от другого на вертящихся стульях
(лучше бы увеличить эту дистанцию, мы слишком зажаты, нам неудобно)
И знаем, что бармен, олений череп и портрет какого-то экс-чемпиона
(наряду с чем-то еще посторонним или далеким, словом, не тем, что рядом)
В курсе всего, что касается нас, пока мы созерцаем холодные интерьеры наших жизней, отраженные в зеркалах и паркетах.
Мы слышим, как радио страдает от одиночества: оно говорит без умолку и не получает ответа.
Мы узнает из музыки, что чья-то жизнь слишком банальна или чересчур экстравагантна,слишком пуста или битком набита содержанием, такова или не такова.
И только наша кошка, которая спала между рамами окна и теперь зевает, потягивается и спешит на кухню, чтобы там спать дальше,
Только эта живая игрушка знает, что мы переживаем и каковы мы суть, и она знает, что мы думаем только о том, что мы знаем.
И скоро, очень скоро наступит час закрытия, и двери захлопнутся,
Оставив каждого из нас в одиночестве или вдвоем с чем-то, так безнадежно испорченным, что у него даже нет имени
(с нашим светлым, золотым будущим).
Теперь закройте дверь и выключите свет, пока не вошел ужасный незнакомец и не задал вопроса, на который положено отвечать с полной искренностью.
И нам будет сказано, что мыс Горн на заре и северное сияние суть видимые предметы.
И нам будет сказано, что нам будет все сказано, но в свое время, и мы все выслушаем и ничего не услышим.
Что скажут олений череп, и бармен, и экс-чемпион, если они смогут заговорить?
Тихо. Киоск под дождем, где вчера случился роман. Дом, где в прошлом году убили хорошего человека.
(С английского)