Ночная встреча или
Последний день пути.
1
Эмоций через край и мыслей вихрь,
Я весь напуган, чуть ли не впервой.
Ко мне домой явился Дятлов Игорь,
Тот самый, легендарный и живой.
Все виды повидавшая штормовка,
Босые ноги в стареньких носках.
Вошёл он виновато и неловко,
Оставив след на крашеных досках.
Совсем седой при бледном лунном свете,
Меня, казалось, он не замечал,
И всё смотрел, как за окошком ветер
Серпастый месяц в облаках качал.
Потом сказал: «Тебя целует Люда,
И просит не печалится бедой,
Она тебя благодарит оттуда
За твой «Дневник» и косы под водой.
И Зиночка с печальными глазами,
Сказала, что не ропщет на судьбу,
Она через меня и со слезами
Тебя благодарила за «Вербу".
Он закурил и посмотрел на руки -
Костяшки пальцев сбиты до крови:
«Один в снегу, какие это муки,
И нет спасенья - сколько не зови.
И вот теперь - все говорят про это,
На мне висит последний день пути.
К тебе, как к необычному поэту
Меня прислали душу отвести.
Недавно, к нам явился Юрка Юдин,
Он нам поведал о другой стране,
И рассказал, какие злые люди,
Сейчас живут на вашей стороне.
В нас видят то чекистов, то шпионов.
Кивать на мёртвых - это ли ни грех?
Всё, что летит в меня или Семёна,
Тяжёлым камнем падает на всех.
Последним утром было много шуток,
Всех освежил здоровый, крепкий сон,
И я решил остаток светлых суток,
Использовать для выхода на склон.
И в этом, Марек, не было ошибки -
Обычный туристический урок.
Не зря, сквозь снег, я замечал улыбки,
Когда мы поднимались на отрог.
Я всё узнал про склон перед уходом,
Для риска там – условия не те,
На Приполярье, с Моней Аксельродом,
Мы трижды ночевали на хребте.
Обычные холодные ночёвки,
Все наши, кстати, бредили о ней.
И я смотрел, как серые штормовки
Уверенно скользили меж камней.
Из леса вышли, высоту набрали,
Гора была совсем невдалеке,
Мы до неё бы утром, как на ралли,
За два часа домчались налегке.
И Отортен бы покорили сразу
По настовой, упругой целине.
Заклали тур и вечером к лабазу
Вернулись бы, по пройденной лыжне.
Был, правда, ветер, но он дул не сильно,
Позёмку мёл на снежную доску,
И группа наша, в общем-то, стабильно
Была готова к этому броску.
И мы легли, дежурных было двое,
Им оставалось завтрак разогреть.
Ну, а потом там началось такое,
Что я никак не мог предусмотреть»
2
Надо мной висела в рамке фотография «Хибины»,
Колмогорова и Дятлов улыбались со стены.
За окном ночные звёзды догорали, как рубины,
И под отблеск их я думал, среди сонной тишины.
Согрин* в тундре сжёг палатку и едва не сбился с цели,
Штурмовал вершины ночью опрометчивый Шумков*...
Я не мог себе представить, что бы было в самом деле
Не найди "шумковцы" ночью среди леса рюкзаков.
Но один, каким- то чудом, не остался под сугробом,
А второй взмолился Богу, обнаружив рюкзаки.
И вернулись, и отчёты в комитет писали оба,
Как они с тайгой удачно развязали узелки.
Только Игорю поход тот стал трагедией чреватый,
Только он один остался распластавшимся на льду.
Несчастливый, одинокий, перед всеми виноватый,
Оклеветанный молвою за случайную беду.
Тихо в воздухе кружила ледяная тайна века,
Горизонт на небосклоне ярко занялся огнём.
А в дому моём курили два уставших человека,
И роняя на пол пепел, каждый думал о своём.