Смеркается. Вновь тишина многогранно
охватит мятущийся слух,
опять затомит, и напомнит о странном,
услышанном в песне старух.
Там беркут над жёлтою степью кружится,
и в горьком полынном чаду,
мне видится смутно, а, может быть, снится
как к тёмным кибиткам бреду...
Склонишься - монетами вспыхнут запястья,
неяркий костёр вороша,
движеньем, исполненным родственной власти,
царица полей и душа.
Ты куталась немо в цветастые шали,
и блики живые огня
так странно меняли лицо, но печалью
оно захватило меня.
Сродни умирающей скорби заката
та древняя память крови,
нам были отпущены сердце когда-то
и жизнь - одна на двоих...