В доме мастера Элимелеха когда-то было замечательное зеркало. Когда-то давно он купил его в одном из своих путешествий. Это было замечательное зеркало из очень чистого с и ровного стекла, без малейших изъянов. Серебряная амальгама точнейшим образом отражала все что видела. Иногда Араон даже представлял что не зеркало это, а окно в другой мир, в мир, где все чуть-чуть все иначе, а кое-то и вовсе сильно отличается от привычного здесь. Но однажды так произошло, что тонкая рамка не выдержала тяжести большого зеркала и раскололась, стеклянное полотно выпало из рамы, и один уголок слегка откололся. Мастер сначала расстроился, но чуть позже решил, что не такая уж это большая беда. Он послал своего подмастерья на рынок за смолистым клеем, а сам пошел к знакомому краснодеревщику и заказал широкую раму из светлого клена, рама должна была стать не только новым вместилищем для зеркала, но обрести новый образ который давно бродил в его голове. Итак, рама была готова, она имела совершенно непривычный вид, словно странный музыкальный инструмент. Плавные линии боковых стенок походили на очертания арфы, многочисленные коротенькие полочки, расположенные в ряд под порталом для зеркала имели удивительное сходство с клавишами клавесина, а струны и медные трубочки, искусно расположенные над порталом, завершали эту странную картину. Но это еще не все. Элимелех вооружился тонким резаком, красками, и кисточками и с фанатичным блеском в глазах приступил к работе. Араон не дождался конца работы. И глубокой ночью отправился спасть. А утром зайдя в мастерскую, Араон остолбенел от невиданного зрелища. Всегда аккуратный и педантичный мастер, спал на кушетке, то само по себе уже было странно, ведь обычно он не мог хорошо уснуть даже в своей мягкой и уютной постели. Во вторых Элимелех был жаворонком, и вставал всегда очень рано, порой даже до восхода солнца. Обычно он говорил, что в часы тишины и безлюдный город приобретает удивительную красоту, и именно эта красота дает ему силы не бросить свои труды. Ну и в третьих, на его губах играла удовлетворенная улыбка. Арон часто видел, как мастер презрительно кривил губы в присутствии портовых властей, или иных заказчиков из числа торгового сословия. Его всегда возмущали их представления о красоте. Элимелех умел улыбаться саркастически, во время бесед со своими умными родственниками. Он улыбался злорадно, когда очередной троюродный брат связывал свою судьбу с какой-нибудь толстой и некрасивой дочкой богатого купца. Он улыбался снисходительно и чуть устало, когда очередной подающий надежды подмастерье получал звание мастера. Араон даже видел пару раз улыбку преисполненную гордости. Один раз это произошло когда сам Араон смог в точности повторить работу зарубежного автора, и даже сам автор, гостивший тогда в доме Элимелеха, не смог отличить свою работу от работы талантливого сироты. Но ни разу юноша не видел такой чистой улыбки счастливого человека, человека сделавшего что-то особенное, невозможное. И тут подмастерье увидел само зеркало. Это было что-то совершенно чуждое этому миру, как будто законы этого мира были не властны над этим предметом. Рама и зеркало вместе сочетали в себе несочетаемое. По отдельности каждый элемент целого никак не сочетался с другим элементом, но все вместе это соединялось в цельный и неделимый предмет. Здесь все было к месту, и ноты вырезанные мастером в разных местах рамы так легко, что их можно было сразу и не заметить, и клавиши, раскрашенные лаком так натурально, что казалось, притронься к ним и польется музыка, и медные трубочки, состаренные хитрым способом, и даже туго натянутые струны. Это зеркало Элимелех повесил в гостиной напротив камина, Спальня Араона была за стеной от гостиной и иногда, по ночам ему слышалась странная музыка. Грустная, щемящая, зовущая. В такие моменты Араон глядел в окно и видел ночное небо полное звезд и незаметно для себя засыпал. И сны ему снились особенные полные силы и сказочной радости.
Теперь Араон часто думал, что сталось с тем зеркалом. Наверное, его разбили, а раму изувечили и сожгли мародеры. Мерзкие существа по недомыслию называемые людьми. Их бесчувственные твари, лишенные чувства прекрасного, все, что непривычно для их убогого умишка, как правило, вызывало у них непонимание и ненависть .