МИХАИЛ БУЛГАКОВ, ЧЛЕН МАССОЛИТА
Автор "Мастера и Маргариты" как прототип Миши Берлиоза
..................
1.Достучаться до небес
ДО СИХ ПОР СТАРАНИЯМИ МНОЖЕСТВА ЛИТЕРАТУРОВЕДОВ продолжает распространяться миф о том, что на протяжении последнего десятилетия своей жизни Булгаков продолжал «влачить жалкое существование». «Великий вождь»-де просто дал возможность писателю перебиваться скромными заработками, чтобы тот не помер с голоду. Вот, мол, и заморил своего идейного врага.
Разумеется, это - полная чушь. Разговор со Сталиным 18 апреля 1930 года коренным образом изменил жизнь Михаила Афанасьевича к лучшему! Конечно, я имею в виду материальное благополучие. Но именно оно, по большому счёту, создавало условия и для творческой независимости.
До беседы с вождём Булгаков находился в катастрофическом положении. Все его пьесы были запрещены, на работу не брали, перспектив не просматривалось никаких… Писатель всерьёз думал о самоубийстве. Оставался лишь один ручеёк – гонорары из-за границы. Но и этот источник иссякал. 18 января 1930 года Михаил Афанасьевич пишет своему брату Николаю, жившему в эмиграции:
«…Средства спасения у меня нет – я сейчас уже терплю бедствие. Защиты и помощи у меня нет. Совершенно трезво сообщаю: корабль мой тонет, вода идёт ко мне на мостик. Нужно мужественно тонуть. Прошу отнестись к моему сообщению внимательно. Если есть какая-нибудь возможность прислать мой гонорар (банк? чек? я не знаю как), прошу прислать: у меня нет ни одной копейки. Я надеюсь, конечно, что присылка будет официальной, чтобы не вызвать каких-нибудь неприятностей для нас».
Однако брат официально выслать деньги не может: переводы из-за границы в СССР не принимаются. И тогда Николай передаёт с оказией 40 долларов. А 21 февраля – новая просьба:
«Будь так добр, еще некоторое время потерпи беспокойство (долго, я полагаю, затруднять тебя не буду!) в счёт - моего гонорара, вышли мне опять через банк сколько-нибудь. Суммы, хотя бы и ничтожные, мне нужны. Я не знаю, сколько тебе выдали? Но полностью не высылай, а сделай так: мне очень нужны чай, кофе, носки и чулки жене. Если незатруднительно, пришли посылку … Я не знаю, сколько это будет стоить. Желательно так: посылку в первую голову, если останется ещё – долларов десять через банк, а остальное оставь у себя на какие-нибудь мои расходы. Если я ошибаюсь в расчёте – только посылку…
15-го марта наступит первый платёж фининспекции (подоходный налог за прошлый год). И полагаю, что если какого-нибудь чуда не случится, в квартирке моей маленькой и сырой вдребезги (кстати: я несколько лет болею ревматизмом) не останется ни одного предмета. Барахло меня трогает мало. Ну, стулья, чашки, чёрт с ними. Боюсь за книги! Библиотека у меня плохая, но все же без книг мне гроб!».
После 18 апреля всё резко меняется: появляется работа во МХАТе, заказы, гонорары… На этом мы ещё остановимся, а сейчас следует подчеркнуть ещё одно важное обстоятельство. Не надо думать, что Иосиф Виссарионович не был готов к письму Михаила Афанасьевича. Нечто подобное ожидалось, такой сценарий просчитывался. Не очень впечатлил руководителя страны и явно фрондёрский, вызывающий тон булгаковского письма, хотя уже за одно это другому могли светить Соловецкие острова. Однако из своих источников (в том числе оперативных) Сталин уже знал о психологической готовности Булгакова работать с новой властью.
Так, например, 30 августа 1929 года начальник Главискусства Алексей Иванович Свидерский сообщал секретарю ЦК ВКП (б) Александру Петровичу Смирнову:
«Я имел продолжительную беседу с Булгаковым. Он производит впечатление человека затравленного и обречённого. Я даже не уверен, что он нервно здоров. Положение его действительно безысходное. Он, судя по общему впечатлению, хочет работать с нами, но ему не дают и не помогают в этом...».
Смирнов же «по инстанции» докладывает Вячеславу Молотову 3 августа 1929 года (спустя четыре дня после письма Свидерского):
«...Считаю, что в отношении Булгакова наша пресса заняла неправильную позицию. Вместо линии на привлечение его и исправление — практиковалась только травля, а перетянуть его на нашу сторону, судя по письму т. Свидерского, можно... (нужно дать) АППО ЦК указания о необходимости поработать над привлечением его на нашу сторону... а литератор он талантливый и стоит того, чтобы с ним повозиться».
Разумеется, позднее с письмом был ознакомлен и генсек (вернувшись из южного отпуска). Он одобрил предложение Свидерского. А через некоторое время «удачно» подоспело и письмо Булгакова Правительству СССР от 28 марта 1930 года. Любопытно, что ещё до Сталина письмо прочёл Генрих Ягода. После консультации с Иосифом Виссарионовичем он наложил резолюцию: «Надо дать возможность работать, где он хочет. Г.Я. 12 апреля».
Возможно, этим бы всё и завершилось. Но произошло непредвиденное событие в литературной жизни страны -14 апреля 1930 года застрелился Маяковский. Это был серьезный удар по престижу партии, поползли слухи о расправе над «неугодным» поэтом… И посему на следующий день после похорон Маяковского, 18 апреля, Сталин, понимая психологическое состояние Булгакова, который тоже находился на грани самоубийства, поторопился позвонить Михаилу Афанасьевичу и затем лично проследил за его трудоустройством.
Новое самоубийство крупного писателя (до Маяковского можно назвать ещё Андрея Соболя и Сергея Есенина) могло окончательно подорвать авторитет власти и породить очередные домыслы. Зато «монаршая милость» по отношению к Булгакову была прекрасным, как сейчас говорят, пиар-ходом. Свидетельство тому - справка Секретного отдела ОГПУ от 24 мая 1930 года:
«В литературных и интеллигентских кругах очень много разговоров по поводу письма Булгакова... Необходимо отметить те разговоры, которые идут про Сталина сейчас в литературно-интеллигентских кругах. Такое впечатление, словно прорвалась плотина, и все вокруг увидели подлинное лицо тов. Сталина. Ведь не было, кажется, имени, вокруг которого не сплелось больше всего злобы, ненависти, мнений, как об озверелом тупом фанатике, который ведёт к гибели страну, которого считают виновником всех наших несчастий, недостатков, разрухи и т.п.; как о каком-то кровожадном существе, сидящем за стенами Кремля.
Сейчас разговор:
- А ведь Сталин действительно крупный человек. Простой, доступный... главное, говорят о том, что Сталин вовсе ни при чём в разрухе. Он ведёт правильную линию, но кругом него сволочь. Эта сволочь и затравила Булгакова, одного из самых талантливых советских писателей.
На травле Булгакова делали карьеру разные литературные негодяи, и теперь Сталин дал им щелчок по носу.
Нужно сказать, что популярность Сталина приняла просто необычайную форму. О нём говорят тепло и с любовью, пересказывая на разные лады легендарную историю с письмом Булгакова.
...Вообще чувствуется удивительное изменение т. н. «общественного мнения» к тов. Сталину».
Что и требовалось доказать…
На фото: Письмо Михаила Булгакова брату Николаю. Сентябрь 1929 г.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ - http://www.stihi.ru/2014/08/06/4141