Ходившая по водам и рукам,
когда – в себя,
когда – расщедрясь – в люди,
беззвучием больна моя строка,
и жалостен до желчности, и скуден
мой вылинявший голосом июль –
распоротой небесной роговицей,
делением живущего на нуль,
мелеющим речением провидцев,
порывами добраться до зерна,
впиваясь в плоть то блуда, то раздора…
так с вечностью сторукой времена
как мельницы ведут немые споры,
так ты, моя болезная, молчишь,
пока вода не сточит горе-камень,
пока в твою простреленную тишь
не вступит осень с белыми платками
и не смахнёт сукровицу с коры,
чтоб ждать ловчей паучьего улова –
когда в тени стрекозьих зычных крыл
находишь свет утерянного слова.