А Гамлет, он на сцене, всё чудит:
То он шпион, то правильный бандит,
То схватит череп и: «О, бедный Ёрик!» -
Молчит и скалит зубы на слова
Когда-то областная голова,
А черный взгляд глазниц и пуст, и горек.
Но Гамлету плевать на мертвеца!
Он сам уже похож на тень отца,
На весь народ накладываясь тенью,
Туда-сюда таскает эту тень,
В стране идёт такая дребедень,
Но он и счастлив править дребеденью.
Недавно он мне флейту подаёт,
Не говорит, а ласково поёт:
«Сыграйте, сударь…» - вы представьте – «сударь!» -
Откуда в нашем замке сударя? –
Но Гамлету, ему до фонаря,
Он всё свою показывает удаль.
То лезет в небо, то желает плыть,
И всё бормочет: «Быть или не быть?» -
Как будто он ответу знает цену.
А что народ? Безмолвствует народ.
Народ всё тот же, но уже не тот:
Раскрыв глаза, всё пялится на сцену.
Офелия? Не будем про неё!
Что про неё болтают – всё враньё!
Она жива, здорова, слава Богу,
И любит только Бога одного,
А что она сбежала от него,
Так он же сам ей указал дорогу.
Но если честно, то его мне жаль,
Уже лежат рапира и кинжал,
Заряженные смертоносным ядом.
Осталось королеве в кресло сесть,
Махнуть платком и совершится месть,
И мы его проводим долгим взглядом.
И в миг растает это волшебство,
И все проблемы свалят на него,
И завершится красочное действо,
И чья-то тень пройдёт (он сам? – отец?)
И это будет истинный конец
Не Гамлету уже, а королевству…