Поднимаюсь. Глотаю воздух разбитым ртом,
Осколки зубов сплевывая себе под ноги.
Дюймовочка, говоришь, не может уйти с кротом?
В тебе от неё через край. Слишком много.
Кукольное лицо. Детский взгляд через сомкнутые ресницы.
Длинные ноги и такое же откровенное мини.
Крот стар и слеп. Он от природы не может биться
С хищниками. Только дрыхнуть в земле под ними.
Ухожу. К предательствам я привык.
Душа, как спина, зарубцевалась и готова к ударам.
Раньше бы я залил литруху за воротник
И мчался бы ночью по кольцевой, вылупив фары.
А сейчас тачки нет. Есть усталость и нищета.
Обритая голова и оглохшее правое ухо.
Ты так и не поняла про крота, Дюймовочка, ни черта.
Я не такой, как ты думаешь: старый, сонный и тухлый.
Я по-прежнему зол до дрожи и до чертей опасен.
Увы – безоружен. Есть голова и руки кое-что могут.
С кротом, наверное, можно перепутать барса,
После схватки зализывающего раны в своей берлоге.
Но кровотечение прекращается. Раны заживают.
Шерсть ирбиса становиться, как в молодости, красивой.
Пойми, девочка – звезды не просто так зажигают.
На это уходят нечеловеческие – животные силы.
Клыки отточены. Сердце колотит глухо,
Но равномерно, что говорит о спокойствии.
Два только минуса: не слышит правое ухо
И нелады в норе у меня с продовольствием.
Но есть никотин и тухлая вода из болота.
Отлежусь. Наберусь злобы и забытой мощи.
Отточу клыки и выберусь на охоту,
Если не сегодня, то уже завтра ночью.
Челюсть сожмет гортань, окровавлю нёбо.
Сердце добычи сожру, пока оно будет биться.
Я по охоте скучал. До чего клёво.
Мне по-другому никак. Я рождён убийцей.
Через год сяду в кабаке. Махну водки. Поржу над анекдотом про Вовочку.
Забуду проблемы как сон. Захлебнусь убийствами.
Собираюсь и ухожу. Ты права, Дюймовочка.
Лучше дружить с эльфом и ласточкой, чем с ирбисом.