Достаточно, что у меня было желание 16 плюс

Ветка Персикова
Est nobis voluisse satis1

Студентка литинститута Лебедева, в третий раз сдавала зачет по латинскому.
Все, что смогла вспомнить, она давно уже нацарапала на листочке и теперь, в ожидании своей очереди, разглядывала Вячеслава Георгиевича, преподавателя.
"Как же ты меня достал, мужик, со своим латинским!
Встречаться с друзьями, общаться с дочерью, читать книги, писать... Любить...
Ничего... Ничего... ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА! ОДИН ЛАТИНСКИЙ!
На кого он похож? На зайца? Сурка? Черт, даже не знаю... Закомплексованный, нервный, самолюбивый... Думает, наверно, что он один такой умный...
Нет, я понимаю, хорошо, наверно, ввернуть где-нибудь в романе, или даже просто в разговоре: "Errare humanum est"2. И все отпадут. Хорошо!
Но четыре месяца!
Говорит, очками посверкивает: "Что же это Вы (чуть ли не "барышня") поторопились? Вы бы еще подучили... Потом бы пришли пересдавать". Это, когда он во второй раз меня завалил. Сегодня последний, если не сдам, будет комиссия.
Завалил. Ха! Интересно, он, вообще, может кого-нибудь завалить?
И ведь не скажешь ему: "Festina lente" 3, мол, я уже не могу себе позволить. Тридцать шесть мне. Дочь в десятом, парни ей названивают каждый день. Все разные. Мужа нет. Работа серьезная, не писательская правда, но деньги платят. Дочь ведь кормить надо, одевать, учить. И там никому не интересно, что я в литинституте. Не по профилю. И вообще, раньше надо было. А раньше, вот, не получилось. И мне надо теперь festina быстро".
Нет. Не могу я всего этого ему сказать. Стыдно в моем возрасте. Словно милостыню просишь. Привыкла уже - Москва слезам не верит. На работе никого, или почти никого не волнует эта моя дурь - институт. Писательский, блин. На сессию вот не отпустили, придешь после лекций, зубы сцепишь и пашешь.
Ни писать... Ни любить...
Да, я плохо знаю эту проклятую грамматику. Но я два месяца писала контрольную -переводила латинские тексты, и мне это даже нравилось. Потом еще два месяца, считая со всеми пересдачами - грамматика. В выходные - по двенадцать часов. Я честно хотела выучить, но не смогла. Est nobis voluisse satis.
А сам-то он... Нет, просто интересно, он в постели что? По-латински говорит?
Что-нибудь, наверно,.. Черт! Да мы как раз такого ничего и не учили!
Не, он в последний раз веселый был на семинаре у очников, шутил что-то про потенцию, мол, ее-то все правильно читают, через "Ц", хотя пишется через "T", а остальные слова путают. Очень довольный в этот день был. Прям-таки добродушный...
Душный обычно... Бычно...
Вольный...
Наверно, была у него бурная ночь... Так сказать... аморэ... или как там у них... могло быть?.. или не быть...
Трусы у него, конечно, белые. С этой дурацкой прорезью, которую придумали мужчины, чтобы всякие важные дела у них быстро получались. Ноги... Тоже белые. Точно. Может даже слегка... нет, синевой не отдают. Точно не отдают. Просто белые. И волос не много...
Нет, ну был же он когда-то нормальным человеком! Влюблялся. Первая женщина...
Какая? Ну, наверно, старше. С такими комплексами вряд ли он смог ровесницу соблазнить. Скорее его.
И... Наверно, учительница. Нет, точно училка, иначе чего он себе такую специальность выбрал? М-м-м... Мама тоже училка, ну, предположим, Лилия Сергеевна, а эта - ее подруга. Старая как бы дева с нереализованными сексуальными фантазиями. Анжела Юрьевна.
Ну и он, четырнадцатилетний очкарик.
Английским вызвалась с ним позаниматься, старая курва. Вообще, она ничего выглядела на свои "слегка за тридцать". Огромная копна рыжих волос, стройная, подтянутая, всегда по последней моде одета. Губы красила ярко-красной помадой. Даже странно, как его строгая мама такой симпатичной подругой обзавелась. Очень любила Анжела Юрьевна юбки короткие на работу одевать, а Лилия Сергеевна, делала ей замечания, мол, нечего в школу ходить в таком виде, плохой пример девочкам показывать и мальчиков от занятий отвлекать. Да и неприлично уже в их-то возрасте. Но Анжела обычно отшучивалась: "У меня других юбок нету, денег не хватает на длинные. Славика это тоже слегка шокировало, но ноги у нее, правда, ничего были, красивые.
Сперва все про девочек расспрашивала, мол, как у него на этом фронте. На халяву хотела проскочить. А он - ни гу-гу. Обломчик тебе вышел, старая перечница! Тогда она решила этого девственника "развязать" по-своему, по научному... Есть такие недо-дуры, которые любят под это дело научную базу подвести, чтобы потом с чистой совестью пускаться во все тяжкие. Только обычно они в депутатши идут. Путатши...
Ну это потом по научному, а сначала к себе домой эти их уроки перенесла: "Лиличка! (это она матери) Мне дома удобнее, у меня так всякие методики. (Знаем мы ваши методики!). И, потом, мне Барсика надо часто кормить, ты же знаешь, болеет он". Ну, с Барсиком не поспоришь, кошек мать любила.
Там уж училка развернулась. Анжела эта Юрьевна. Тексты ему давала переводить о "странностях любви". Слова всякоразные ему объясняла. Смысл. Ну заодно там, про древних греков рассказывала, Содом и Гомору, с оговоркой, правда, что однополую любовь она не признает. У мальчика аж очки запотевали от таких разговоров. А ей только того и надо, она с очков как раз и решила начать.
"Ой, Славик, - говорила, - что-то стекла у вас мутные стали, давайте-ка я вам их протру!" Славик, понятное дело, смущался, отнекивался. А она, ласково так руку к очкам протягивала (не мог он ей отказать!), норовила к щеке его, еще ни разу не бритой, прикоснуться. И в глаза ему заглядывала. "Ой, - говорила, - какие у вас красивые, оказывается, глаза!" Потом, как бы для верности, дышала на стекла, губки складывала в колечко, Славик все удивлялся, как это губки так красиво у женщин могут складываться. Что-то в нем шевелиться начинало, учительница расплывалась, а вместо нее появлялся какой-то смутный образ из снов, после которых делалось стыдно и легко.
Потом платочек доставала кружевной (бабушка-гувернанка вязала), протирала, не торопясь, улыбалась задумчиво.
Потом очки опять Славочке на нос водружала. Славочка и привык.
Тексты для перевода все круче становились - ей из-за границы журналы присылали. Но она, конечно, журналы ему не показывала, переписывала. Рукой. Славочка не понимал уже до половины, а учительница старательно ему объясняла. Он смущался ужасно, неловко ему было: "К чему это мне?" Но она объясняла, что много сейчас языком не заработаешь, а приходится переводить всякие сомнительные фильмы, и любому уважающему себя переводчику надо уметь это делать.
Однажды он вообще ничего не понял.
И тут она видик ему включила. Славик никогда такого не видел, даже предположить не мог, он иногда грешным делом подумывал, что Анжела Юрьевна немножко подвинулась умом и сама эти самые тексты сочиняет. Уставился в экран, а сам чувствует, что учительница рядом примостилась. Он замер, голову повернуть боится, на нее посмотреть. Хотелось просто зажмурить глаза и оказаться сразу в своей комнате, рядом с мамой.
Он крепко-крепко закрыл глаза, так яростно сжал ресницы, что потекли слезы, открыл, а перед ним опять экран с клубком шевелящихся тел, а рядом немолодая, хотя и ухоженная женщина в кружевном халате на него наваливается. И от этого страшно, а отодвинуться еще страшнее, Анжела Юрьевна могла обидеться, а мама учила, что старших надо уважать, особенно учителей.
А когда она положила руку ему на ширинку, он просто отключился. На несколько минут он вернулся домой. Лежал на диване в гостиной и смотрел программу "Время", как "дорогой Леонид Ильич" доклад какой-то пытается выговорить, и мама рядом была, сидела за столом и что-то шила. А-а-а... Да! Пуговицы на пионерской рубашке перешивала - узка стала.
Когда Славик очнулся, он уже лежал на учительском диванчике, а сама учительница вообще делала что-то невообразимое, он видел только ее рыжую копну волос в районе своего пупка. Сначала очень хотелось вырваться и убежать, но новая, неизведанная страсть постепенно поглощала его, и мальчик уже не мог и не хотел вырываться. Было странно, что его воля как будто ему уже не принадлежала, а вся была во власти чьих-то цепких накрашенных губ. И, когда нарастающая волна рабской зависимости достигла своего пика, и мощная, освободившаяся энергия, увидела, наконец, свет, (точнее не свет, а рот Анжелы Юрьевны), учительница не отпустила Славу, а еще несколько секунд ловила губами агонию его юного члена.
Неделю он не ходил к Анжеле Юрьевне, маме сказал, что учительница заболела.
А потом Лилия Сергеевна нашла на белых славочкиных трусиках следы губной помады и уроки иностранного языка отменила, порвав, заодно с любимой подругой всяческие отношения, перешла в другую школу и сына с собой забрала. Ничего не объясняя. В том числе Славе. И он облегченно вздохнул.
Славочка долго переживал свое грехопадение. С прекрасным полом отношения не складывались. В институте девушки нравились ему живые, активные, многие из них хотели взять под свое крыло стеснительного юношу, предлагали вместе сходить в кино или просто погулять. И он нередко уже готов был согласиться, но всякий раз перед глазами вставал образ рыжей ведьмы, завладевшей однажды его волей и превратившей его, homo sapiens4, в постыдный придаток собственного пульсирующего органа, и Слава отказывался. Так и дожил до тридцати пяти холостяком".
- Лебедева! Вы готовы? Дайте-ка ваш листочек.
Латинист вздохнул. Симпатичная женщина, хорошо выглядит. Если не присматриваться, можно и двадцать пять дать. Но, он еще на сессии, когда она в первый раз сдавала, заметил, на ее висках седину. Волосы, наверно, отрасли за месяц, а красить некогда было. Значит ровесница. И кольца нет.
Латинист опять вздохнул. Ошибок, конечно, много, но меньше, чем в прошлый раз. Учила сидела. Вот ведь, несет их в институт в таком возрасте! Бесплатная. Значит талантливая. И образование высшее - первое получает. Чего вдруг приспичило? Писателем быть хочет. Да-а-а... Много здесь таких талантливых "переростков"...
Симпатичная женщина, живая... Ему как раз такие нравятся. Но, даже, если бы она не была студенткой... У нее и так жизнь, наверно, интересная... Латинисту стало грустно: "Поставить, что ли ей зачет"?
- Ну, а латинские крылатые выражения вы хоть знаете? Потому что грамматику вы выучили плохо.
- Est nobis voluisse satis.
Латинист вздрогнул. На его лице отразилась застарелая тоска. Очки предательски запотели.
У Лебедевой сжалось сердце:
- Вячеслав Георгиевич! Надо было этой старой курве задрать подол, да и надавать по заду! Еще не поздно! Найдите ее и отшлепайте, Вам сразу легче станет.
Зачет он ей так и не поставил.

1- Для меня достаточно того, что у меня было желание (лат.)
2- Человеку свойственно ошибаться (лат.)
3- Спеши медленно (лат.)
4- Человек разумный (лат.)