Гаврил - Донской казак ли? Полное произведение
Гаврил – Донской казак ли?
(Поэтический роман)
Глава 1 ЛЮБОВЬ – КАК ВОДА, КОТОРОЙ ВСЕГДА ХОЧЕШЬ НАПИТЬСЯ...
Часть 1"Весна – как мужчина, капризна"
Весна – как мужчина, капризна,
такая же переменчивая погода:
то сильный ветер с проливным
дождём в семейных отношениях,
То солнечное обаяние ласки
переполняет любовью страстной
дом, где только что был мороз
в холодных отношениях, в печали.
И ожиданием в ласках перемирия
словно нежным ветром раздевает,
огонь в камине – словно душa, которая,
в любви замирая – ждёт признания...
Отцы и дети, родители и дети, сколько тепла должно
быть между ними, но жизнь чаще расставляет свои кап-
каны. Туда попадают дети в детстве, а родители к старо-
сти. Страдают все, и кто за это в ответе? Когда любовь
случайна у дверей, открой ты ей, – велело сердце, – и
ты склоняешься над ней и вырываешь, что так берегла
в себе девчонка. Ты становишься частый гость уже и не
думаешь жениться. И сколько девочек прошёл, разбив их
счастье? Ты ищешь – лишь бы наглумиться. Совсем не
думаешь и обосноваться, и зачем?! Ведь дурёх полно на
свете. Одна из слабости своей... Другая любит, а третья и
родит, желая закрепить союз. Но ты опять, орёл, взлетел
и, не подумав, дальше полетел. Искать себе ту единствен-
ную, кому ты правда нужен. А может, и тебе с ней про-
вести остаток дней, ведь ты красив, заслужен... Но нет,
твоими же детьми повсюду ты разбросан, и Бог смотрел
на тебя всю жизнь.
Сидела поздно Машенка одна, в русской печи горят
дрова. И только свет луны немножко освещает. Она лам-
паду не зажгла, всё экономит, и даже на дровах, но холод-
но, озябла она и ручки придвигает обогреться. Пришла с
работы мать её, продолжить сказ просила, который даве-
ча та начала. «Ты повтори, – сказала дочь. – Начни снача-
ла, уж больно нравится мне, как ты описывала его». «Ты
что, влюбилась?» – «Нет», – «Не помню я, о чём вчера
тебе я наплела. Но слушай снова, раз уселась на табурет.
Кружева ты не бросай с руки. На свадебное украшение
всё плети», – «Не буду замуж выходить. Не нравятся мне
парни с нашего села», – тихонько лепечу. «Когда полю-
бишь, будешь пить. Любовь – как вода, которой всегда
хочешь напиться...» – подсела к Машеньке она и начала
свой сказ.
Давно то было, при царе. И жили бедно мы. Но лишь
в сердцах у нас любовь была крепшей. И жил в стани-
це заводной гармонист богатый, и звали его Гаврилом,
усы чёрные носил и шапку. Он был последним у родите-
лей своих, и баловали его, так и не призвали и служить,
продели в левое ухо серёжку. Он не казак, но приказание
царя – послушал, ведь младших не забирали служить, и
отцу то было по нраву. И чуб большой из-под козырька,
в веснушках полное лицо. Силён он был, как богатырь.
И каждая б пошла за ним, но он единственную искал. По
вечерам всё девок зазывал, искал-искал, наверно, серд-
це подсказало: поехал он зимою на санях в ближайший
хутор. Потом ещё весной туда же. Он в жёны честную
изыскивал давно, не ту, что вешается на шею. Там казаки
живут и просто так не встретишь девок. Хотелось выма-
нить из хат. Но кто позволит просто так? Но он же был
на руку и ловкач. Невдалеке заметил стог сена, на зиму
собранного для крольчат. И он слегка поджёг, но пламе-
нем обдалось враз всё. Бегут девчата с ветерком, холодной
воды на него. Из колодца ведром черпают, плескаясь... об-
моченные все, как будто сквозь стекло заметить можно их
тело. А казаки-мужики на пахоте с утра-то запряглись, всё
косят на зиму траву скотину прокормить. «Ух же, богат
хутор детворой, девчат красивых повстречать». Из каж-
дой хаты по десять их, как горох о пол, посыпались они.
И как же в дыму-то рассмотреть? Отдадут ли казачку
мне? Ведь предки мои из Сибири, кто ж я им? У них не-
писаный закон на всех: выдать дочь в жёны только каза-
ку... Как вдруг прошла красавица одна, и с косами русы-
ми до пят. Высокая, стройна, как лебедь белая, плыла. «И
как её я раньше не приметил, когда на ярмарке была?» Он
остановил: «Подай, красавица, водицы», – а сам закручи-
вает ус. «Уж больно девка хороша, пошлю я к ней сватов
на праздник». Она подносит ведерце, он нахиляет, сама
же на него глядит. «Ох, мама-мамочка, она же не велит
смотреть-то на посторонних». Он тоже приглянулся ей.
Она отпустила глаза и побежала прочь в избу. Разбил он
девичью душу. Ведь казаков-мужчин полно было на ху-
торе зимой. Весной призвали их служить, границы защи-
щать родные. Немецкий враг всё наползает. Она в избу
– и он за ней. «Скажи, девица, как тебя звать. Хочу сватов
к тебе послать, чтоб не попутать именами», – «Меня Ка-
тюшею зовут, по батьке Константиновна. Нас знают все,
смотри ты хатами не попутай, у нас лишь красная кровля
на весь хутор, отец мой атаман казак, – опять глазёнки
опустив. – Теперь ступай, Гаврила. Сейчас воротятся на
обед отец и братья старшие мои». Но он как вкопанный
стоит. «Что хочешь, милый? Уходи», – «Нет, не уйду, в
щёчку поцелую – тогда уйду, считай я брат тебе». Пока
он в щёчку, потом пошло... Он дотянулся до губ алых, на
них ещё грудное молоко. «Как мёд, поди нецелованные
вовсе», – она зубами прикусила, не хочет отдаваться дев-
ка сразу. Поцеловав её ещё, ушёл, не попрощался. «Тебя
увидеть за хутором в ночь хочу... у опушки леса за стога-
ми. В эту ночь приду, и ты не кайся... больно не сделаю
тебе я, уже люблю. Сватов пошлю лишь в праздник, за-
нят, но без тебя уж не могу, поверь мне».
Она не испугалась ночь. И дважды не решалась. Уж
точно приглянулся он. К лесу, к стогу шагнула быстро
при луне, а он её нащупал там в потёмках. «Какая пре-
лесть грудь её, не тронута на ощупь». И он, снимая неж-
но блузу, желал налюбоваться и целоваться вволю. Он
знал законы уж казаков, её не обесчестит, но страсть гу-
бами всё ползёт, всё ниже, по юному в молоке телу. Он
еле сдерживал свой пыл. Краснел и возгорался. Она к
нему прильнув – заставил целоваться. Целовать его она
насилу согласилась. А поцелуй, как нож в груди, увели-
чивал пожар в груди и пламенем в обоих возгорался. Но
сдержан он, боясь без свадьбы обесчестить. Хотя заму-
чен «боевой», но он не тронул, зная нравы казаков – за
дочь и обезглавят. Нацеловавшись, встретили рассвет и
здесь же попрощались. Она до дому побрела, как будто
бы побита от страсти, что в себе держала. А он к берёз-
ке стройной, где лошадь его паслась. И развязав, вскочил
в седло и жару дал, и пыль столбом взвихрилась. Какой
сегодня счастливый день, думалось обоим. Но когда Ка-
тюша к дому подошла, там её уж искали. Что скажешь
в оправдание для себя?! Влюбилась?! Она уже не знала,
что сказать. Лишь только знала, что зовут Гаврилом. И
гармонист из станицы нашей он. Но матери по секрету
рассказала, что любит, но честь до свадьбы сохранит,
себя не погубит. А сама про себя пела...
Ой, мороз, мороз,
Не морозь ты меня...
Подари мне сказ
Про степного коня...
Казака наездника...
Про долюшку русскую...
Про полюшко-поле белое...
И песню народную...
Про дороги длинные...
И храмы старинные...
Про иконы дивные...
И Божией Матери...
Иконы чудотворные
и их истории
Покажи мне фрески
расписные... иконописные...
Успокой мою душу ты...
~*~
Глава 1 "Любовь,как вода,которой всегда хочешь напиться...
Часть 2 "Нахлобучила венок гороховый"
«Что же я наделала, что же я наделала, любовь моя
безгрешная, но как смотреть в глаза, святая же я, люди
добрые, не обижайте вы меня. И папеньки, и маменьки,
и всем своим сородичам...» – она смотрела и плакала в
душе. «Глазеют на меня, шушукают. Но ничего не сдела-
ла, ему я не поверила. И не легла на сено то под новою
скирдой. Не жди меня, мой миленький. Не приду за хутор
мой к опушке леса, что ты ждёшь в ночи тёмные, боясь...
вся за тебя. Протоптанной дороженькой пойдут за мной
сородичи, не скроешься, не спрячешься, зарубят саблей
острою. Ударят и меня. К опушке не пойду, милый мой,
найди, где встретимся, и буду ли я женой?! А мне-то како-
во? Люблю тебя, и дело-то! Горят поцелуи на теле-то, всё
я новых встреч жду с тобой, соскучилась. Но девой всё ж
нетронутой вернулась я домой. А хутор всё же маленький,
и пальцами показывают, что делать, милый мой? Вздыха-
ла ночкой лунною, когда заснут родители, приду – погу-
бят милого. А не приду – боюсь, потеряю тебя навсегда.
Гаврила, родненький, прости ты их. И засылай сватов. А
может, сваты добрые смягчат сердца родителей, а мне же
приговор. И день прошёл, и месяц уж, письмо доставил
посыльной, знакомый, может, доверится и сплетнями не
повеется по хутору зимой», – «Ты вечером за огорода-
ми, приди ты к речке Северский Донец. Там буду ждать,
поди не дознаются родители твои. Врата на дороженьку
«натвёрдо» заперты. И я спою соловушкой», – «Как же я
могу, Гаврилка, ослушаться? Легла на печку русскую, но
не сомкнула глаз. Всё жду – заснут родители, и братья, и
сестрицы-то. Но вот, услышав соечку, а голос словно про-
сит он, а что – сама я не пойму. И вышла я тропинкою,
весь огород прошла, открыла и калитку-то, и к речке по-
дошла». А он в реке Донец плескается, её всё зазывает:
«Хорошая вода». И встретились, ласкает всё, и в поцелуях
увлеклась. Рубаху ночную стягивает, ведёт меня к воде. В
ночи река вся чёрная, лишь в ней луна купается и звёзды
– отражения, и с ними мы вдвоём. Поплавали в обнимоч-
ку, выходим из воды. Согрелась дева спелая, поцелуями
страстными прильнула к телу сильному в обнимку, гово-
ря: «Там камыши да заросли», – показывая за кусты. Хо-
тел её турнуть. Но девушка оголённая – и вспых опять по-
жар. «Тебя не брошу, милая», – вонзая саблей с силою, и
вскрикнуть не смогла. Она казачка, темпераментна, а тело
словно взбитое, легко и поддалась.
Что будет, то случается, виною ставят всегда родите-
лей, но здесь вина её. А может, и любви. Поплакала, по-
плакала, надела и рубаху-то и побрела домой. Всю ночь
она проплакала, отдалась не обвенчана. Винила говор
женщин всё, назло далась, что сплетню развели. «Сейчас
пускай, словно совы, гугукают, пускай пальцем показы-
вают. Люблю Гаврила милого, вот тебе и всё».
Пока лето жаркое. Калитка в хутор заперта на ночь на
большой засов. Не знали и родители, что девке если хо-
чется, найдёт, как обхитрить. Встречались они у берега
и любовались ночами у воды в любви. «Ну что же мы
всё делаем, а если они дознаются, – шептала всё она. –
Всё жду сватов я к божественному празднику 10 августа
– Смоленской иконы Божией Матери, именуемой «Оди-
гитрия». Но вижу, сердце милого покрылось тайны пеле-
ны силою. Приходит редко-редко уж». Лишь забирается
под юбку к ней. А холод веет из реки. Уже и не зайдёшь.
«Однажды говорит он мне – послать сватов готов уже,
но забирают в армию служить в полку казачьем». «Я от-
служить готов, но как тебе?» Расплакалась дивчина-то
Катенька: «Меня оставляешь брюхатою. Мне скоро и
родить. А дома ничего и не ведают. Я платье сшила бе-
лое, всё кружевом отделала – свадьбы жду». А он её не
слушает, взял, что он хотел. Сейчас зазря не дослушает
и будет ждать. А он воевать поедет с немцами,так гласит
царский указ.
«Казачка я ревнивая, а может, кто увлёк тебя, ты мне
скажи», – «Давай, дурёха, не выдумывай, тебя люблю я,
милая. Но времени не дали мне. На днях мы уезжаем все.
За родину Российскую все будем воевать. И если родишь
сына ты, так назови Гаврилом ты и будешь вспоминать»,
– «Но что я скажу маменьке, меня прогонит со двора
папенька, где буду тогда жить», – «Не знаю где, милая,
дурёха ты красивая, но дома я всё рассказал родителям.
И если выгонят, пойдёшь туда к моим», – «Хотя бы по-
знакомил ты, а то явлюсь незваною и что скажу я им?»
– «Не надо и печалиться, я за тебя сказал всё им. Они бо-
гаты, тебя дитеньку согреют и дадут приют. Приеду и по-
молвимся, быть обещаю преданным. С тебя беру я слово,
что ты моя жена. И шашни не крутить», – «Как подумал
только ты! Ведь знаешь, что была девкою и ты один всё
взял», – «Но всё же я своих ослушаюсь, пошлю сватов к
вам завтра же. А может, повезёт». Сдержал он слово гор-
дое, мужицкое, заслал сватов из родичей, то были казаки.
Зашли они в дом с подарками, поставили на стол само-
гон с чарками. Достали сало, огурки. «Hезваные гости,
что наделали, накрыть бы как надобно нам на стол». А
в разговоре: «За старшенькой дочкой Катериночкой мы
свататься пришли. У нас парень бравый есть, у вас дочь
на выданье. Он не казак, а из сибирских вояк. Отдай ему
дочурку-то, её он не обидит-то. В войска его призвали на
пять лет служить. Зачем в неволе держите, она проживёт
в доме у его родителей, пока не возвратится он». Вскипел
отец Катеньки – весь в ярости. «Мы отдаём девок только
казакам. И что её посадите, как в клетку, пока явится, а
если что?! Жена – дочь моя – останется вдовою? А мо-
жет, руки нужны сильные заменить его? Работа-то у вас
сильная и лошади строптивые, куда уж нам. Успеет она,
батрачила, когда у нас жила, как старшая, сейчас не дам.
А у нас лавчонок есть. И будет вести хозяйство здесь, а
слюбится, так стерпится. А возвратится в целости, пускай
пошлёт сватов опять». Не замечая, сердится, что дочь
брюхатая, слезами разливается она, воркуя с маменькой,
которая догадывалась, что дочь с ним переспала. Любовь
моя задорная, как поле белобокое, стволы берёзок голые,
в степи уже одна... я одинёшенька, рыдала, проводив. А
он уехал, с Катенькой не виделся, разгневанный, что про-
гнали сватов. А на её головочку нахлобучили венок горо-
ховый. То значит – жди отказ.
~*~
Глава 1 "Любовь,как вода,которой всегда хочешь напиться...
Часть 3 " Революция, война –
всё ли поставила на свои места..."
Неслись по полю казаки, все на своих конях. На за-
щиту Родины своей, готовы жизнь отдать. Так простояла
и она у берёзки в поле, пока не скрылись за горизонтом
галопом несущие кони казаков. «Но это не моя вина, что
батькой я тебе не отдана, ведь сватов заслал Гаврила, пу-
скай поздно, здесь моя вина, но любовь иногда делает
больно», – всё плачет, приговаривает, совсем юная дев-
чонка. Вокруг все видят положение её. Один лишь её
отец белены объелся, не хочет замечать он дочь, и то, что
она атаманская дочь, могла б своё имя опорочить. И все
при нём боятся слово вымолвить. Хотя уж слава по хуто-
ру побрела и до станицы дошла. А может, замечает он, но
больно за неё. И больно за себя. Что остановил сватов, не
дал и выговориться, даже высказаться. И саморучно на
неё напялил тот гороховый венок, что сделал сам, – отказ.
Семью и не сберёг, простит ли Бог. Он часто в посёлок,
в церковь входил замаливать грех свой. Там, где на пере-
крестье двух дорог церквушка в колокола всё бьёт. Падёт
на землю у двери и молится – крича: «Зачем наказан я
тобой, о Господи», – молясь. Потом и в церкви просит
замолить свой грех. «Меня ты не тереби, я сам понял, что
дурак», – шептал всё он себе. Отцовский гнев, отцовское
проклятье – хуже, чем удар бляхою от ремня по попке,
по ногам и по щёчке получать. Он же, всё молясь: «По-
милуй, Господи, Катерину, дай ей родить сына. Она боль-
шая стала, не по времени будет рожать». Но вот и в ту
ночь она закричала. Позвали повитуху помогать рожать.
(Повитухи – это женщины, которые помогают при ро-
дах.) Повитуха трудилась, ложилась на живот. У Кате-
рины рёв слышен со всех сторон. «Мальчонок бравый,
весь в отца». Но к сожалению, жизнь недолгая его была.
«Неужто, отец, посмел меня ты проклинать». Собрала
вещи Катерина в узелок, пошла в дорогу из хаты прочь. К
Гавриловым родным, которые пылинке не давали на неё
упасть. Всё оберегали «жёнушку – не жёнушку», а мо-
лодицу его. Они любили сына, полюбили и её. Она была
красива, покладиста, добра. На этом сразу сплетня пре-
рвалась. Наступила на хуторе тишина и благодать. Мало
ли, много ли времени прошло, и возвращается Гаврил с
орденами и крестом домой. Он знал и весточку от Кате-
рины получал, что дома ждёт его любимая жена. И в этот
год обвенчаны были и сладость создана, он был солдат
голодный до этих дел тогда. Простили батьку и родных
её. Большой и пир устроен на всё село. Затем и хутор от-
гулял два дня. И сблизилась родня.
Но вот опять война. И свергли вдруг царя, им не по-
нять. И к власти пришли те, кто голоден и бедный был
всегда. Но до околицы слух пополз давно, что всё забе-
рут. Но что деревенскому, он пашет, как пахал. Скотину
в доме он имел. Отец на хуторе лавчонку и двухэтажный
дом. Ведь мастерили, строили когда-то всем селом. Года
бегут... разруха по стране. Голодные революционеры го-
товы всё забрать. Там, понимая, готовы поделиться. Но
всех из хутора приказ в Сибирь заслать и надо повинить-
ся. Как кулаков – врагов народа – за то, что при дворе
две лошади, одна корова, семь козлят, баранов дюжины,
крольчат. И на подводы всех подряд, истребляли целые
сёла, хутора. Не дали хлеба и в дорогу взять. Дорога
трудная, холодная была. От холода и голода распухли
дети, мать, потом отец. Так и не доехали до сибирских
мест. И лишь остались из большой семьи она – Екатери-
на, которая замужем была, и брат, уехавший в Краснодар
служить в войсках, и брат её младший, которого спрятала
Катерина под кровать.
За что их так, ведь «трудоголики» они. Любили, прав-
да, в выходные и поддать. И собирались хатами они и
поспевать – песни казаков о любви к своим краям. Их
всех детей было одиннадцать в семье, остались трое на
хуторе. А дом был справный тот. Решили с Гаврилом от
родителей переселиться и пожить в нём, хотя любила,
уважала и думала о них... В родительский дом на хутор
переселились и брата младшего с собою прихватили.
Любил Гаврила Катерину, но журился он по ночам.
Она-то бабой стала сдобной, но не родила ему дитя.
Один загублен, а второго так и не увидел он. А брат уже
совсем подрос, женился и детьми завёлся он. Они же всё
помогают, заботятся, как о своих. Но вот грохочет кано-
нада, опять война – и забирают на фронт обоих. А в доме
Екатерины-то остались детки, девчонка, мальчуган, жена
хвора. И вскоре умерла. Одна осталась и при лампаде
плела на продажу всё кружева. Продав, покупала соли,
сахара, муки, а остальное дорабатывала сама с огорода,
с сада, ходила по грибы. Ванюшка ловил рыбу, и можно
было жить и не тужить. И лошадей увела новая власть со
двора, скотину, ну так что? Осталась одна коза и кур с де-
сяток. Так, перебиваясь, и жила. Но после смерти матери
их зачастила невестина сестра: «Отдай хотя бы девчон-
ку, племянницу мою, она похожая на мать, память мне. Я
выращу её, хотя имею детей, один рот не объест меня».
Но долго Катенька не давала её, пока на хутор однажды
немец не зашёл. И дулом к виску, приказывая, показывая
на девчонку малую, хотел в кровать поволочь. Разделась
догола Катерина. «Бери меня! – и вытолкнула девочку
во двор: – Беги к тётке Марусе твоей». А он увидел, за-
смущался красоты такой. Всегда он видел в тряпках, с
замотанной в платок головой. Распущен волос, чуть до
пола касался, и мраморный, как пенка, её прелестный
обнажённый стан. Голубизна очей ясных и губки банти-
ком красны. Он нежно держится за бёдра и в спальню
её забрал. Спасла девчонку, а сама стала немецкою под-
стилкой, ведь закрывала всё лица, но тут судьба – девчон-
ку-малолетку выручать должна. Сейчас в хате как посто-
ялый двор, её расхватывали на ночь по жребию солдаты,
офицеры немецкого войска. Она-то баба заводная, тем-
пераментная. Никто сберечься с села не смог. Всех де-
вок с этого села и хутора к вагонам повели, послали в
концлагеря, в Польшу и Германию, её же обошли. Она по
одному принимала в ночь, глумились, как могли. Они не
русские, не казаки, поиздевались впрок, как могли. Она
всё думала: уж невтерпёж. Но всё это ложь. Она живёт,
а не порочащие себя уже в земле давно лежат. Но гово-
рят – за жизнь готова всё отдать, ведь у неё не сын, пле-
мянник был, которого надо поднять. И вскоре похоронку
получает на брата она, где он в письме завещает ей дом и
дитя, мол, после моей смерти Ванюшка будет твой, – он
знал, что она воспитывала его. А через месяц на Гаврила
тоже похоронка пришла: «Пропавший без вести сержант
Гаврил Пономарёв». А может, жив? Погоревала, а летом
Советская армия вошла. Голодный солдат – и что с него
взять... Один из главных каждый вечер на ночлег к ней
шёл спать, пока поблизости стояла часть. Такая доля у
девчат в войну. Сначала под немцем, потом свои е... И
надо и разруху поднимать. Ванюшка рос и стал Катери-
не помогать. Бежал по полю, по огородам после боя. Там
упала недавно бомба в огород. Картошку принесёт, со-
всем горячую печёную ещё, после бомбёжки, из лунок
достаёт. Катерине помогал, «мама Катя» называл. И рыб-
ку всё ловил. Он был казак ещё тот лихой, уже на лошади
сказал, как заводной.
~*~
Глава 1 "Любовь,как вода,которой всегда хочешь напиться...
Часть 4 "Послевоенные годы"
И день прошёл, и два ушло, и месяцы-года, а Катери-
на надеется и ждёт Гаврила. Видно, такая у неё судьба –
всё время ждать. На столе как память телеграмма лежит:
«Пропавший без вести сержант Гаврил Пономарёв». Не
верит она словам. И одиноко жить, живёт. Война истре-
била народ. Что ни вторая, то вдова. И нет на хуторе и
мужиков. Работать надо за двоих, так и работала она, как
все. Но дух у ней казацкий был, кулацкое нутро – рабо-
тать Бог давал сил, опять на славу зажила. Свиней дер-
жала, покупая поросят. Кормила, вырастут – и на базар
возила. Ванюшку без мужа подняла. И сколько лет про-
шло, не знаю, и много вод в реке унесло. Однажды по
делам домашним скупиться к школе для Ивана поехала в
Ростов и заодно взяла и сала, мяса чемодан. И заодно и на
базар. Там мясо лучше продаётся.
Но надо же так было случиться, Гаврила повстречала
там. Он был у будки с пивом, «пьянь». Глазам не повери-
ла своим, а он взмолился, говорит: «Попал я в плен, по-
том сбежал, служил и всю войну прошёл. Женился там.
С Наташей в части познакомился, медицинская сестра
была, сперва землячкой называл: из-под Ростова она. И
в одну ночь бес попутал нас. Ведь и она замужем была.
Любовь как будто бы, прости, война списала все грехи.
А сил мужских и не было куда девать, а про тебя услы-
шал я, что немецкою подстилкой ты была. Вернуться не
хотел», – «Была, была, но где же ты был, когда немцам
отдавали земли, когда они детей насиловать хотели, а я
их заградила телом, ведь не было и револьвера у меня.
Там бы уложила в то время немецкого бугая...» – ска-
зала, плакала она. «Ты знаешь, со временем, Катерина,
всё прошло, и злость я не держал и на тебя, она рожала
мне ребят, сейчас уже четверо у меня. А сам не знаю, как
мне жить. Любил тебя. Вернусь я в хутор – дети сироты,
жена... а не вернусь к тебе я, Катерина, так пьяницей про-
паду. Уж больно я любил тебя». И он, её держа под руку,
в гостиницу при вокзале отвёл. Она его ж первая жена,
любовь вспыхнула вновь. Забылись горести в любви. Он
был что надо мужик. Расстались после этого опять. Не
знаю, сколько времени прошло. Однажды вечером Гав-
рила воротился уж домой, на хутор, где не ждали давно.
Но встретились они опять, где страсть верёвки стала из
них вязать. А между ними любовь опять. И так прожили
годов пять. Завидовали бабы им. И подливали керосину
всё в огонь, за то, что подстилкою была. «Она ж красива,
а что ж с них взять?» – так думал он.
Станица милая моя, продали всё, уехали в дальние
края за тот паршивый разговор, ведь не было от него
житья. А он мастеровой был, столяр. Подняли хату они
опять и начали счастливо жить. Хотя и город это был,
они всё равно в сарае держали поросят и на базар мясцо
возили. Но родина всегда зовёт. Они соскучились по ме-
стам юности и летом, беря Ивана со собой, не каждый
год, но возвращались в станицу, на хутор свой. Ивана
сестра так с Марусею и жила. Всех деток Марусиных
в войну разбросало, кто куда, а многие погибли, похо-
ронки хранила она. Побудут недельку, месяц, душу от-
ведут. Затем опять уедут в город далеко – от тех сплетен,
что не давали жить. Хотя все знали, что виной была лишь
только война. Однажды Гаврилу что-то задело. А Катери-
на не вытерпела, словом бранясь. И в доме первый крик
и раздор. А требовал он с неё, как она с немцами жила.
Разбалованный солдат после военных лет. В войну, на-
верно, позволяли лишнее себе. Она в слезах: «Я мужняя
жена, не дамся, не нравлюсь – ты езжай обратно к сво-
им». Оставил он её, он не нашёл то, что искал. Приехал в
дом, а там уже занято гнездо. Жена, не дожидаясь мужа,
любовника завела.
«Свято место пусто не бывает на такой товар», – ду-
мал он. Остался у порога один стоять. Увидел у порога
крыльца топор. Схватил топор и зарубил спьяну всех –
жену и удальца её. Он был казак ещё тот. Схватили, по-
вязали, и суд был. И дали пожизненный ему срок – в Си-
бири лес валить. А Катерина всё же наивною была. Её
не научила проклятая война. Она по несколько раз в год
кошёлку соберёт и едет на свидание в сибирский мороз.
Она-то точно любила его. Была и верной, если б не война.
Загублена душа, семья. И детки на произвол судьбы – в
детские дома разбросали их. Она из детдомов их к себе
везёт. «Пускай не свои, подниму и их». И так прожила
дальнейшую жизнь, всё чужих детей растила. Гаврила
занемог и сгинул там зимой. Она же растила и растила
ребят, когда те повзрослели, других всё брала. И так с ре-
бятишками и жизнь вся прошла.
Nansy Ston 07/11/2014
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2014
Свидетельство о публикации №214071201266