Я увидел свой череп изнутри. Он был весь заполнен изумрудно-зеленым, фосфоресцирующим свечением. Два глаза изнутри были как два темных кружка, связанных между собой зеленоватым, плазменным мерцанием. Сами глазницы были белыми домами, в которых жили тысячи отражений и люди с разными лицами и фигурами, словно актеры неведомой пантомимы. Что они изображают, какой разыгрывают сюжет? Не знаю ответа. Цель так не очевидна, так размыта в их бесконечном танце.
А сознание это сгущение некоей субстанции. Она рассеяна по всему телу, по всей Вселенной. Но в черепе и в инопланетянах она гуще, чем, например, в ногах и руках. Когда бы и какой инопланетянин ни подумал бы обо мне, я все равно почувствую это - даже за миллионы парсек. И пасеки с пчелами инопланетян жужжат под лучами бесчисленных солнц повсюду, во всех садах и лесах Мироздания. Мы тоже ведь инопланетяне, только для других существ, не доверяющих нам по весьма основательным поводам.
Язык, будто зверь, хранящий молчание, ждет своего часа, чтобы выползти из норы, из глубоких вод немоты и сказать миру через текущий воздух слова об устройстве сущего.
Череп накапливает в себе множество волн, он улавливает их, словно приемник. Время сделает его сухим и желтым. Но покуда он белый и сахарный. Белы и его суставы. И челюсти ходят, шевелятся, как машины, перетирая материю жизни съедобной.
И кости носа в центре этой изящно-тяжелой конструкции, словно свеча, светятся желто-оранжевым и трепещут на темном ветру сознания вечности.
Из шахты бездонного лифта я поднимаюсь в цепи превращений, обняв себя, как ребенка, к дыре в собственном темени, за которой синеет космос.
2013 г.